Переводчик - Александр Шувалов

Говорят, в жизни всегда есть место подвигу... Не знаю, не пробовал, но искренне уверен в том, что чудес на свете не бывает. Более того, как говорят на флоте, все, что в жизни ни делается, делается херово. Однако...

Возвращающейся с задания группе гэрэушного спецназа встретиться с Саней и его новыми друзьями из числа местного бомонда и вмешаться в их междусобойчик вряд ли было определено судьбой. Но сначала они немного задержались, потом сделали ненужный крюк, а потом решили сократить путь, чтобы выйти к ожидающему их вертолету вовремя.

На подходе к лощине они сначала услышали выстрелы, затем безграмотные вопли на языке страны пребывания с чудовищным мухосранским акцентом, смысл которых можно было перевести как «Идите сюда, я вас всех... мне даже оружия не нужно, я вам голыми руками все оборву и туда нассу...», и далее на чистом русском: «Бля-ядь!» А далее... А далее кто-то, чудовищно перевирая мелодию, затянул «Орленка»!

Почему-то считается, что «Орленок» – песня Отечественной войны. А вот и нет! Исполнитель горланил ее в одном из довоенных вариантов, со словами типа «бурятские степи в огне» и «гремучей гранатой от сопки врагов отмело».

Неслышно подойдя к концертирующему, спецура обнаружила шестерых живых и одного неподвижного аборигена, валяющегося у входа в лощину. Кусты, прикрывающие его, ходили ходуном, как будто стая мамонтов затеяла там групповуху. По-прежнему звучал «Орленок» – то ли певца заклинило, то ли в его репертуаре ничего более подходящего случаю не было. Действительно, не «Путану» же исполнять в столь судьбоносный момент!

Когда охреневших от искусства слушателей покончали из бесшумок, командир группы Бацунин (тогда еще майор) велел Бегемоту с Боксером выяснить в чем дело и заткнуть, бога ради, того Паваротти, а то уже задолбал вконец своим вокалом!

Проскользнув ужом между камнями, Сергей углубился в кусты и увидел... Совсем не то, что ожидал, увидел. Какой-то мужик, удобно и со вкусом расположившись за поваленным деревом, одной рукой дергал за веревку, создавая шевеление в кустах метрах в десяти от себя. Ладонь второй он приставлял ко рту, направляя волшебные звуки песни в сторону тех же кустов. Под боком у исполнителя лежали автомат, магазины к нему и несколько гранат.

Допев очередного «Орленка», изрядно охрипший Котов не успел завести песнь по новой на бис, как услышал справа от себя вопрос на чистом русском: «А Мурку слабо?»

Повернувшись на голос, он увидел улыбающуюся раскрашенную черно-зелеными полосами физиономию какого-то мужика в камуфляже. Дуло его автомата с глушаком было направлено прямиком Сане в голову.

– Я слов не знаю, – честно ответил он.

– Тогда кончай концерт.

– С удовольствием.

Сане сделали укол, по новой перевязали и понесли к вертолету. По дороге он выслушал много для себя приятного, причем самым ласковым из ему сказанного было «кабан хренов».

А через пару километров встретили двух оставшихся героев. Они скорбно сидели на камушке, обнявшись, аки родные братья.

Далее началось все самое интересное. Добравшись до посольства, герой-разведчик Карповцев, даже не сменив подштанников, отбил в центр шифровку, в которой честно и непредвзято описал случившееся: так, мол, и так, по вине заснувшего на посту капитана Котова группа была захвачена неизвестными. Он, полковник Карповцев, голыми руками уничтожил часть из них (кийя!) и скрылся, о чем, как говорится, и докладывал.

Только вот незадача, спецназ доложил по своим каналам раньше и описал ситуацию несколько иначе. Подписанная Бацуниным и сильно обидевшимися на героя-начальника офицерами резидентуры, шифровка совсем по-другому описывала роль Олега Валентиновича, как личности, в этой похабной истории.

Тут уж стало совсем не до орденов. Могущественный тесть, обматерив в душе мудака-зятя, подключил друганов и сделал все, чтобы это ЧП замять. И замял-таки!

Официальная версия была проста и незатейлива: выход группы на задание, внезапное боестолкновение, массовый героизм и взаимовыручка советских офицеров-разведчиков, умелое и грамотное руководство группой ее командиром.

Спустя неделю Карповцев заглянул к Сане в госпиталь, чтобы рассказать ему, что же на самом деле произошло, и по-дружески посоветовать держать язык на привязи. В знак заботы о раненом подчиненном он взял с собой банан.

Увидев дорогого начальника, благоденствующий в отдельной палате Саня весь как-то ослабел, растекся по койке и знаками попросил того приблизиться поближе, чтобы сообщить ему на ушко что-то особо важное. Тот, дурак, и купился. Когда голова товарища полковника (вместе с туловищем) оказалась в пределах досягаемости, Саня схватил обожаемого руководителя ручищей за шею и что было сил приложил его мордой о прикроватную тумбочку, напрочь ее (тумбочку) при этом сломав. Правда, и голове тоже досталось. Прибежавший на шум и треск медперсонал обнаружил тушку товарища полковника, лежащую среди обломков больничной мебели, и достаточно бодрого Котова в своей кроватке. На вопрос, что тут произошло, он с лаконизмом истинного спартанца ответил: «Упал».

В результате этой героической эпопеи:

– тесть Карповцева звездочки Героя не получил;

– сам Карповцев в Москву переведен не был. После реанимации его перевели в отделение лицевой хирургии, где ему по возможности исправили личико;

– через три недели Котов выписался из госпиталя, а еще через десять дней вполне легально съездил и привез те самые документы. За это к 7 ноября с него было снято ранее наложенное за какую-то ерунду взыскание;

– с подачи мстительных спецназовцев, замучившихся таскать тушу Котова по лесам и горам, пошла гулять где надо легенда о страшном человеке Сане, валящем деревья резинкой от трусов и разгоняющем вокалом орды врагов.

Единственным наварившим на всей этой истории оказался, как то ни странно, дядюшка Лэ. Благодарный Саня перед отъездом на родину свел его кое с кем из лидеров оппозиции. И когда правящий клан, к своему удивлению, с треском проиграл очередные выборы, дядюшку Лэ кооптировали в правительство, и он долго еще украшал его своей персоной на посту министра печати и информации...

Да, едва не забыл. Вскоре Саню отправили в отпуск, по окончании которого за рубеж он не вернулся. Наверху, видимо, решили, что служить за рубежами любимой отчизны капитан Котов не достоин.

А потом заполыхала вся страна. Саня прошел краткую переподготовку по программе спецназа и еще некоторое время мотался по национальным окраинам некогда великой империи, где насмотрелся такого, что свою вокально-азиатскую эпопею вспоминал с доброй улыбкой на устах.

Засиделись до глубокой ночи, вернее – до раннего утра. При предварительном прогоне плана действий Котову едва всем колхозом не наваляли звездюлей – с его подачи благородное дело мести и наказания супостатов стало выглядеть чуть ли не комедией абсурда.

– А ассенизационная машина тебе зачем? – с ненавистью глядя на толстую ряшку пошляка, орал Волков.