Девочка Рустама - Амина Асхадова

А через мгновение я распахиваю глаза в изумлении: смерив меня горящим взглядом, Басманов отступает. Отступает!

И уходит. Рустам покидает квартиру.

А еще через минуту я нахожу его в окне. Дьявол садится в машину и срывается с места — с визгом, стирая шины срывается.

И охраны, приставленной ко мне, больше нет. Взвинченной рукой Рустам дал им знак, и они тотчас же покинули наш двор. Я свободна…

Будто я действительно свободна… правда?

— Прочь, — выдавливаю я на последнем издыхании.

И, опустившись на колени, заливаюсь горькими слезами.

Все кончено.

Я в его глазах прочитала, что все кончено.

На утро я обнаруживаю себя на том же месте и в том же положении — на коленях. За ночь эмоции истощились, найдя выход в разбитых тарелках, и теперь на кухонный пол было страшно смотреть.

События ночи всплывают в голове, порождая адскую боль.

Я вспоминаю все.

И как опустилась перед ним на колени — перед самым жестоким мужчиной на колени опустилась! И как ему было все равно.

Между войной и моим счастьем он выбрал войну. Как истинный солдат. Как бог войны.

Как беспощадный зверь, проще говоря.

Погруженная в воспоминания ночи, я поднимаюсь на ноги, напрочь забывая об осколках. А при первом шаге — вспоминаю. И тут же вскрикиваю, прижимая к себе раненую стопу.

— Ой… — застонала я.

Обильно промываю ногу в ванной, а после понимаю, что я даже дверь не заперла после ухода дьявола.

Заходи и бери, что хочешь.

Ведь уже все равно. Ведь уже все кончено.

Ненавижу!

Или… или, возможно, я просто слишком много на себя взяла. Я думала, что женщина имеет какую-никакую власть, имеет вес в воздействии на мужчину… Я наивно считала, что она гребет к власти женскими уловками, на коленях или когда в ее глазах стоят слезы и мольба… Я думала, что бог войны умеет быть жалостливым или благородным, но я ошиблась.

Ни жалости, ни благородства. И женщина в их мире никакого веса не имеет.

А сюрпризы у дьявола действительно жестокие — последний раз он позволил мне повидаться с братом. А после дал понять, что Басмановым лучше не переходить дорогу. И в полицию чтобы я не смела заявляться.

Вот так смело и равнодушно. Повелительно и бескомпромиссно. Впрочем, что я хотела от самого жестокого мужчины?

Мысли роются в голове, когда я заметаю осколки веником. Помедлив, я резко бросаю их в мусорку, и тут же раздается звон битой керамики. Оглушительный звон. С этим звуком события ночи вновь всплывают в голове.

Эта посуда уж точно не на счастье разбилась. В его глазах было написано мнение обо мне. Психованная, ненормальная, безумная… Басмановы таких в жены не берут.

Но в жены к придурку я и не метила. Даже от сердца немного отлегло… или тяжелее стало — я пока не решила.

Бросаю в ведро еще осколков, и еще воспоминания всплывают. Подобно мазохисту, я сама себе масла в огонь подливаю.

Солнце ярко билось в окно — день был в самом разгаре. Я заперла дверь, заставила себя поесть и начала думать. Наша обоюдная ненависть не повод тормозить и сдаваться. Рустам должен был усвоить, что я не остановлюсь, что не смирюсь… Однако, свою охрану он убрал. То ли чтобы меньше меня злить, то ли…

— Кончено все, — завершаю мысль вслух.

Зачем ему охранять ненужную девчонку? Бывшую конфету? У нас ведь даже договора не было о большем — одна ночь. Кровь за кровь. Месть за ошибку.

Это просто Рустам дальше пошел. И я подумала, что могу его исправить… могу с ним играть, действовать на него всякими штучками женскими… низкими порой и оскорбляющими даже. Ради брата я пошла против своих принципов, а бог войны мой дар не принял. Грубостью только наградил и угрозами.

Наивная Полина.

Которая не собирается сдаваться. К твоему несчастью, Басманов. Гад ты такой…

Схватив телефон в руку, я набираю номер. К счастью, сохранила.

«Карина», — кликаю.

Но в ответ я слышу лишь автоматический голос. Пустой и безжизненный.

Сбиваю, быстро набирая другой номер. Не хочу терять время на раздумья, больше никто не поможет.

— Поля? — удивленный голос звучит на том конце.

— Миша, привет. Мне нужна твоя помощь… выручишь?

— Без проблем. У тебя что-то случилось? Ты на парах вообще заявишься? Телефон абонент не абонент, дома тебя тоже нет…

Я улыбаюсь. Значит, Миша приезжал. Волновался.

— Миша, я тебе все расскажу. Но позже.

Прикусываю себе язык. Кажется, это я ему уже обещала.

— В этот раз точно расскажу… Ты не сможешь мне через свои институтские связи пробить адрес одной студентки?

— Поль, а что мне за это будет? Ну, без обид. Могу рассчитывать на один обычный ужин? Так и быть, не дома при свечах, а в ресторане, — добавляет с усмешкой.

Будь это кто-нибудь другой, я бы прочитала в его просьбе нехороший намек. Или бы вовсе приняла за шантаж. Но я знаю, что, если я даже ему откажу, Миша поможет мне. Выручит, как и всегда выручал — просто потому, что он может. И ему несложно.

— Хорошо. Дату выберу я. Мне нужна Басманова Карина Эльдаровна. И побыстрее, Миша. Если можно…

Я могла попросить услугу безвозмездно. Но я соглашаюсь на предложение Миши, потому что понимаю, что он достоин правды. А ресторан — чем не нейтральное место для серьезного разговора? Тем более в такое время, когда мне в любой момент может понадобиться помощь, а доброта Миши — она все-таки вещь не резиновая.

А уже через час адрес, где прописана Карина, у меня. Мысль, что прямо в эту минуту моему брату может быть больно, заставляет меня поторопиться.

Спустив с кровати раненую ногу, я набираюсь силами. А затем хватаю первое попавшееся платье — чересчур облегающее и, возможно, коротковатое в некоторых местах… Длина по колено для Рустама всегда было коротковатая. Не разрешал.

А теперь все кончено.

И если он выбрал войну, то я тоже ее выбираю.

— Захочешь убить моего брата, придется и меня задушить, Рустам, — подбадриваю я себя во время сборов.

Посмотрим, как ты сделаешь это. Посмотрим, как будешь вонзаться в мою шею пальцами, смотреть мне в глаза и мучительно медленно убивать. Сможешь, дьявол?

Бежевая сумка, открытые босоножки, короткое платье… и немного помады на губах, потому что я так хочу. Потому что могу. Я же свободна, ведь так?

И еще кое-что… С коварным выражением лица я снимаю картину со стены. Настоящее произведение искусства, которое пора вернуть его хозяину. Запечатываю в картон.