Боковая ветвь - Ирина Степановская

Не зависть, нет, но раскаяние и сожаление промелькнули в душе у Серова. Он торопливо, пока его не заметили, отошел от подъезда и удалился прочь. С тех пор он решил, что должен быть очень ласков с Катей. Таким образом он хотел компенсировать тот казавшийся ему странным, безумным факт, что дети не живут с родными отцами. Ведь и Катя совершенно не знает своего отца.

Через несколько лет каким-то кружным путем до него дошли слухи, что его бывшая жена с сыном и ее теперешним мужем подали документы на выезд. Тут уж он не выдержал, позвонил, и бывшая супруга ответила «да». Они собрались уезжать за границу. Она хотела приехать к нему, так как он должен был подписать документы — разрешение на вывоз ребенка.

Она появилась на следующий день, и он начал было говорить наставительным тоном:

— Ты понимаешь…

— Да, да! — Она согласна была выслушать все, что угодно, лишь бы он не препятствовал ее планам. И, остро ощутив это, как и свою совершенную ненужность в ее новой семье, он замолчал, подписал и отдал бумагу. Она так торопилась, что даже не улыбнулась в ответ. Не пожелала, расставаясь, ему счастья.

«Все. Он мне чужой. Чужой!» — констатировал он со свойственной ему прямотой и старался больше об этом не думать. Только в известный ему день раз в году мысленно через океан поздравлял своего ребенка с днем рождения. И по-прежнему был очень ласков к Кате. А она, подрастая, стала кокетничать с ним.

Катя выросла совсем незаметно. Кровь дает о себе знать, и по характеру она была совсем не такой, как Наташа. Наташе вовсе не казалось это странным. Она хорошо помнила, что по другой линии в роду у девочки актеры, а это всегда накладывает отпечаток на личность. Актерство ведь не профессия, это образ жизни. Катя была кокетливой, умненькой и привлекательной, но никогда не переходила определенную грань. Чем она совершенно не интересовалась, так это естественными науками и профессией матери. Катя была просто другая по природе. В детстве она обожала шить куклам платья и представлять их моделями, чего никогда не делала Наташа. Катя была спортивна и хорошо рисовала, любила печь торты, и это в последнее время стало уже сказываться на ее фигурке. Повторяя чертами лица Наташу, Катя еще унаследовала от бабушки круглые ямочки на щеках, что делало ее совершенно очаровательной. Если красота Наташи была во многом добыта ценой ума и внешних усилий, у Кати все образовалось замечательно само собой. Она выросла более женственной, мягкой. Прекрасно сознавая свое очарование, она обожала умильно смотреть на мальчиков огромными материнскими агатовыми глазами и хлопать ресницами — хлоп-хлоп! В последнее время Наташа замечала, что она пробует свои чары и на Серове. Кстати, по отношению к Кате Наташа никогда не делала тайны из ее рождения. С раннего возраста дочь знала, что Серов — второй муж мамы. Конечно, ведь она прекрасно помнила: когда мама вышла замуж за Серова, они очень быстро переехали жить в Москву. Кате тогда было восемь лет. Ей еще была присуща доброта и жалость ко всем животным. Но искренней потребности в познании чего-либо, что отличало по жизни Наташу, у Кати не было. Попрыгать, потанцевать, устроить какой-нибудь розыгрыш — пожалуйста. Катя была гораздо более легкий и конформный человек, чем Наташа. Друзей у нее было — море. Училась она играючи. Все, что доставалось легко, выполняла блестяще; за тем же, что не давалось сразу, бежала к Серову. Он был ее постоянным консультантом по математике, физике, химии. Правда, Наташу раздражало этакое поверхностное отношение к жизни и некоторое пренебрежение к ней самой как к матери, которое иногда нет-нет да и проскальзывало у Кати, но что было делать… Наташа утешалась тем, что такова была современная молодежь, и радовалась, что пока в ее семье конфликты отцов и детей протекают не катастрофично — без наркотиков, уходов из дома и тому подобных ужасов, от которых мало кто застрахован.

— Ты у нас, мамочка, элита, — любила повторять дочь, пробуя на себе изысканную материнскую косметику, кремы и духи. Не всем на роду написано быть такими знаменитыми учеными, как ты. Но кому-то надо ведь и полы мыть!

Наташу смешило это замечание, так как полы и окна у них в доме, так же как и у бабушки, мыла отнюдь не Катя, как, впрочем, и не Наташа, а приходящая по договоренности женщина. И Наташу еще удивлял отчетливо различимый, хотя и скрытый упрек в дочериных словах.

«Что же я могу сделать? — думала с сожалением Наташа. — Каждый должен прожить свою жизнь так, как выпало на его долю. Или изо всех сил пытаться долю свою изменить. И заплатить потом за это. Успех, правда, не гарантирован. А сам процесс изменения доли — удовольствие ниже среднего. Пусть будет как будет».

Вопрос Наташи не был беспочвен. Повзрослев, ее кокетка дочь время от времени проявляла к Славе повышенное внимание. Правда, не постоянно, а только тогда, когда ссорилась с очередным мальчиком. Прижимаясь, она обнимала Славу, строила ему глазки, дразнила.

— Вот уж кто у нас Лолита, так это Катя, — в шутку говорила Наташа после того, как прочитала знаменитый роман Набокова. А сама думала с ужасом, что же она чувствует на самом деле. Хочет ли девочка просто пококетничать, проверяя на всех подряд свои чары, или чувствует настоящую привязанность к Славе, как она сама когда-то была до странности влюблена в отчима?

В одно Наташа верила — Слава достаточно умен, чтобы не заводить роман с падчерицей. Зачем ему Катя? Ему хватает женщин на стороне. К тому же большую часть времени Катя предпочитала проводить у бабушки и у деда. Ей там было вольготнее. Там она пользовалась безусловным комфортом и обожанием, там никто ей был не указ. Но Наташу смущало, что у Кати, так же как раньше и у нее самой, не было знакомого мальчика, в которого можно было бы без оглядки влюбиться. Влюбиться всепоглощающе, безоговорочно, надолго. Наташа понимала — как для нее самой отец был символом Бога, так и для Кати остроумный, небрежно-элегантный Серов стал символом мужчины. Сам Серов относился к Кате, как хороший отец относится к повзрослевшей дочери. Любил делать ей подарки, любил с ней гулять. Наташе было жаль дочь. Как тяжело достается падчерицам любовь к умным, красивым отчимам, Наташа хорошо представляла. У российских образованных барышень набатом бьет колокол интеллекта — где найти достойного парня? К тому времени, когда глупые, сексуально озабоченные прыщавые щенки становятся мужчинами, их ровесницы уже выходят из детородного возраста. Так что же делать хорошеньким умненьким девочкам, находясь рядом со взрослыми умными кумирами? Конечно же, влюбляться! И помня о том навязчивом чувстве влюбленности к отчиму, которое чуть не разрушило ее жизнь, Наташа готова была терпеть загулы Серова. Лишь бы ее место в постели рядом с ним не оказалось свободно во время ее отъездов. И потом, за многое в ее жизни она ему действительно была благодарна. Наташа была справедлива — ей казалось, что нельзя на одну доску ставить обыкновенную человеческую слабость, присущую, кстати, не одному Серову, и много того хорошего, что он сделал для нее.

«Конечно, нельзя», — думала она, но невысказанная обида за себя, за то, что ей, Наташе, он предпочитал совсем каких-то незначительных женщин, в глубине души терзала ее. И не Серова ли темную фигуру, насмехающуюся над ней, видела она, как кошмар, в своих снах?..