Лев-триумфатор - Виктория Холт

— Это поможет вам обрести истинную веру. Полагаю, я говорила более громко и жестко, чем обычно. Меня разозлило, что эти люди силой пытаются обратить меня в свою веру, и не сразу заметила, что несколько матросов подошли ближе и внимательно слушали.

— Вы меня не заставите! — кричала я. — Я буду думать, как хочу. Меня не надо учить вере в Бога.

Священник взял крест, висевший на цепочке у него на шее, и пристально посмотрел на него.

— Нельзя считать человека хорошим или плохим христианином, — громко продолжала я, — только потому, что его вера отличается от вашей, под которую вы хотите подогнать всех.

Он шагнул ко мне, и я с раздражением оттолкнула его. Крест выпал из его рук.

Один из видевших это матросов что-то выкрикнул. Меня это не интересовало, так как тогда я еще не понимала, какие это может иметь последствия.

* * *

Мы плыли в спокойные теплые моря.

Теперь было приятно находиться на палубе. Капитан беспокоился, что ветер дул недостаточно сильно для такого огромного корабля.

Два дня погода оставалась благоприятной и теплой, с легким бризом, который вскоре прекратился. Ветер полностью стих, и море стало настолько спокойным, что казалось нарисованным — ни ряби, ни дуновения ветра. Море что-то тихо шептало нам. Мы могли разгуливать по кораблю, как по твердой земле.

На следующий день, когда мы проснулись, корабль не двигался. Не было никакого признака ветра, и паруса стали бесполезны. Он превратился в плавучую крепость на спокойном и неподвижном море. Прежде чем день кончился, мы поняли, что попали в штиль.

* * *

Корабль двигался на юг и прошел много миль, поэтому и солнце пригревало все сильнее. Прогулки по палубе и трапам сначала казались нам приятными.

Каждый день мы, в компании Грегори и Рэккела, наблюдали, как Дженнет работает вместе с матросами. Она, напевая, мыла босиком палубы или разливала соус на камбузе.

Я заметила жадные взгляды, которые были обращены на нее. И Дженнет это тоже заметила, но ее большой испанец все время находился рядом с ней с ножом наготове. Матросы считали, что он поделится с ними своей добычей, но испанец не собирался этого делать, и я радовалась за Дженнет. Однако в один прекрасный момент это могло закончиться кровавой дракой. Так же бесстыдно матросы разглядывали и нас — красивую Хани, располневшую из-за беременности, и меня. Но не беременность Хани, не мой яростный дух спасали нас, а запрет капитана. Он обещал плети для тех, кто попытается приставать к нам, а тому, кто будет упорствовать, предназначалась смерть. Так сказал нам Джон Грегори.

Мы ели в каюте капитана, и он делился с нами своими тревогами.

Сильный шторм грозил вдребезги разбить корабль и утопить нас в безжалостном море. Перед лицом такой опасности всем необходимо было постоянно работать. Свободного времени совсем не оставалось. Каждый человек боролся за жизнь корабля, а значит, и за свою.

Но во время штиля все изменилось. Ничего не оставалось, как только смотреть на спокойное море да наблюдать за чистым ясным небом, выискивая следы облаков и ветра. Паруса бесполезно повисли. Солнце припекало. Если штиль будет продолжаться, то нам не хватит еды, чтобы дойти до порта, где мы можем пополнить запасы. Но хуже всего праздные мужчины, которые от безделья становятся опасными.

Капитан молился, чтобы подул ветер.

— Ветер, — сказала я Хани, — приблизит нас к неизвестному месту назначения. Должны ли мы молиться о ветре? Или лучше оставаться нам на этом корабле?

Хани сказала: «Мы должны молиться, так как мужчины становятся все более возбужденными, а возбужденные мужчины опасны».

И она тоже стала молиться.

Мы дышали на палубе свежим воздухом. Прошли еще день и ночь, а признаков ветра все еще не было.

Напряжение росло. Это становилось все яснее. Группы мужчин стояли на палубе, тихо переговариваясь.

Пищу было необходимо строго нормировать. Воду расходовали с большей осмотрительностью, чем когда-либо. Оставалось только ждать легкого ветра. Огромный галион стал беспомощным. Он превратился в неподвижную громадину, полную встревоженных, возбужденных мужчин.

Я заметила одного из них, рассматривающего меня. Я знала, что означал этот взгляд. Я видела это в глазах Джейка Пенлайона. Возможно, Джон Грегори тоже заметил это, потому что он поспешно увел нас вниз.

Позже, в тот же день, я снова увидела этого человека. Он стоял близко от перил, где я привыкла стоять. Я слышала его бормотание и поняла, что его слова относятся ко мне.

Я была напугана, но полагала, что приказы капитана должны исполняться, и я защищена от всех мужчин на корабле. Что ждало меня в конце этого путешествия я, не знала. Но я была под защитой здесь, потому что меня берегли для какой-то неясной цели.

Я не учла скуки на корабле в штиле и тех тревог, которые сопутствуют ей. Немногое, что оставалось делать, — это ждать ветра и возможности смерти от стихии, яростной или спокойной, но в том и другом случае смертельной.

Когда мужчины оказываются в такой ситуации, они рискуют.

Я узнала его. У него были серьги в ушах, и его черные глаза сверкали на загорелом лице. Он подошел ближе. Джон Грегори направился ко мне, но мужчину это не остановило. Я повернулась к Джону и сказала:

— Не спуститься ли нам вниз?

Когда я двинулась вперед, загорелый мужчина протянул вперед свою лапу. Я пошла быстро и легко, он схватил меня, и на момент я была прижата вплотную к нему. Я близко увидела его темные похотливые глаза, блеск его желтых зубов.

Я закричала, но он не ослабил своей хватки. Он продолжал тащить меня.

Но Джон Грегори был здесь. Они оба держали меня, и каждый тянул в свою сторону.

Я не знаю, откуда появился капитан, возможно, он следил за нами, когда мы были на палубе. Он отдал приказ группе мужчин, стоявших рядом. В течение нескольких страшных секунд все, казалось, было так тихо, как океан. Никто не двигался. Мой мозг пронзила мысль: «Это мятеж». Капитан заговорил снова. Его голос звучал ясно и твердо, с властностью, которой эти мужчины привыкли подчиняться.

Двое мужчин вышли вперед. Они схватили смуглого и крепко его держали. Его увели прочь.

— Спуститесь вниз, — сказал мне капитан.

* * *

Его выпороли, и вся корабельная команда была собрана, чтобы смотреть на экзекуцию.

Мы, конечно же, не были свидетелями этого. Мы сошли вниз, в каюту капитана, но знали, что происходит на палубе. Я могла представить это, будто была там, — этот мужчина, привязанный к позорному столбу, его голая спина, ужасный обрушивающийся хлыст, рвущий его плоть, покрытую ссадинами и истекающую кровью. Я могла представить его агонию и хотела выбежать и остановить наказание.

Позже капитан спустился в каюту.