Сезон оружия - Александр Зорич

– Нет, – честно ответила полковник Шельнова. – Во-первых, это опасно. Во-вторых, меня не интересуют сбойные среды с коэффициентом стабильности ниже четырех с половиной по шкале Триггвассона. Я человек рациональный.

– В таком случае вам будет приятно услышать, что настоящего Утгарда вы не увидите.

– Да? – с вызовом спросила Шельнова.

– Да. Из нашей капсулы входа вы попадете сразу в Зону Стабильности. Там нет хаоса. Там порядок.

– Что я должна делать?

«Референт своего босса» не любил, когда задают слишком много вопросов – ему было трудно обдумывать ответы. Впрочем, его держали на службе не за умение обдумывать ответы.

Наконец, поигрывая двумя кубиками для нард (зажигалки попросту надоели), он сказал:

– Все просто. Вы попадете в замок в аватаре класса Джирджис. Проникните внутрь – это не слишком трудно… Мне говорили, вы специалист. После этого найдете зал, который находится на последнем ярусе самой высокой башни. Четыре зарешеченных окна. Колодец в центре. На стенах портьеры. Ваша задача – остаться невидимой и подслушать разговор тех, кто уже будет находиться в этом зале. Как вы это сделаете – меня не интересует.

– Все ясно. Где капсула? – спросила Шельнова, всеми силами пытавшаяся скрыть антипатию к своему инструктору.

– Вы в ней уже находитесь, – ответил «референт своего босса».

И в этот момент кресло, в котором сидела Шельнова, трансформировалось в ложе капсулы, а из его ручек показались полифертиловые оконечности крышки. Оставалось только расслабиться.

– Счастливого путешествия. Постарайтесь дожить до планового выключения, – зловеще добавил «референт своего босса», наклоняясь за упавшим на пол кубиком. «Тонкая» координация движений была вторым слабым местом его натуры – первым, как уже говорилось, была сообразительность.

8

Надежда наклонилась, затем присела на корточки. Ее внушительные груди с крупными сосками почти коснулись пола.

Зад, на котором блестели капельки воды, волновал и манил. Но больше всего возбуждал пук ее роскошных иссиня-черных волос, находящийся в плену у плебейской резинки. Вот если бы их распустить по плечам…

Покатые плечи Надежды пришли в движение, ее белая, мягкая рука с холеными, выкрашенными в смородиновый цвет коготками, подобрала с кафельного пола тюбик с мылом (аромат пачули, стойкий антибактериальный эффект). И Надежда вновь распрямилась.

Щюро истекал потом. Дыхание его было частым и тяжелым. Его руки судорожно сжимали рифленые рукояти руля, ноги исступленно накручивали педали.

Щюро был натуралом.

Натуралом хоть куда.

По утрам Щюро пил молочко из-под коровки с приватной фермы ВИН, а по вечерам питался пророщенным пшеничным зерном с приватной плантации ВИН.

Утром Щюро обегал Главный Корпус, а за ним на почтительном удалении ехал «Хаммер GI», набитый шестью вооруженными охранниками. (Последнее было скорее ритуалом, нежели оправданной предосторожностью – кругом возвышалась несокрушимая стена самовозбуждающегося защитного поля.)

Вечером Щюро дышал животом и занимался любовью с дорогими шлюхами.

Как натурал, Щюро входил в ВР лишь в случае крайней необходимости. Он любил убивать людей с осознанием того, что совершает не какое-то там анекдотическое УС, а настоящее уничтожение жизни – как и его далекие прапрадеды из ведомства Малюты Скуратова.

Три раза в неделю Щюро, чтобы не терять формы, посещал тренажерный зал на восьмом этаже Главного Корпуса. На седьмом этаже находилась женская душевая – ее посещали сотрудницы компании во время сверхурочных.

Это соседство навело в свое время Щюро на гениальную в своей простоте мысль: хороший директор должен знать о своих сотрудниках все, чтобы иметь возможность буквально предугадывать все их желания и чаяния.

Собственно, системы внутреннего наблюдения и раньше пронизывали Главный Корпус насквозь. Но стыдливые инженеры, проектировавшие здание, обошли своим вниманием душевые и туалеты.

При экс-директоре это считалось нормальным. Но Щюро любил каждую мысль доводить до ее логического апогея – отсутствию этого ценного качества бывший директор компании ВИН и был обязан приставкой «экс».

Щюро был натуралом и не очень-то жаловал «все эти телевизоры, головизоры и вонючие психовизоры» – младших братьев столь ненавидимой им ВР.

Поэтому изображение со скрытых камер в душевой посредством весьма недешевых и нестандартных преобразователей подавалось на огромный натуральный киноэкран, занимавший всю длинную стену директорской секции тренажерного зала.

Вошел Пьеро.

После скоропостижной кончины Малинина он временно исполнял обязанности референта. Обязанности его не тяготили. Пьеро вообще был не в состоянии тяготиться чем бы то ни было.

– Вчерашний фараон снова в Зоне Стабильности. Аватар класса Джирджис. Сейчас представлен бесплотным духом, до этого был золотым дождем, в общем почерк явно хмыревский. Еще с ним какой-то придурок в аватаре красной собаки.

– Ну… вот… видишь! – выжимая на спидометре своего псевдовелосипеда заветную цифру «40», пропыхтел Щюро, не отрываясь он киноэкрана. – Все мы… с тобой… пра… вильно… вчера…

Пьеро посмотрел в направлении взгляда своего шефа.

– Не в моем вкусе. Задница тяжеловата, – холодно бросил он.

Щюро грузно свалился с велосипеда на сложенные за его спиной маты и расхохотался.

– Вкусе?! Превосходно, мой мальчик, просто превосходно! И когда только обзавелся этим… как его… вкусом!

Хохот оборвался совершенно внезапно. Щюро стал очень серьезен и спросил:

– Нашли вы наконец его адрес или что?

– Вот именно, – только Пьеро мог себе позволить разговаривать с директором компании ВИН, употребляя обороты вроде «вот именно». – Нашли. Двадцать восемь лет, холост, живет на Большом Арбате…

– Не важно. Мне это, – Щюро сделал особое ударение на «мне», – совершенно неинтересно. Это интересно тебе. Итак, прежний план остается в силе. Раз уж он вломился в Утгард, пусть ломится и дальше. Интересно ведь, в конце концов, до чего они там договорятся. Надеюсь, ушастый воронинский полковник уже там?

– Там. Вот этот полковник, кстати, очень даже в моем вкусе.

– Ты что, сдурел? Твоя сексуальная ориентация…

– С ней все в порядке. Полковник – молодая женщина.

– Хорошо, – сказал ошарашенный Щюро. Он помолчал с полминуты, потом стряхнул навалившееся на него оцепенение и продолжил:

– Так вот. Полковник, то есть полковница, пусть себе слушает. Потом можно выпускать шатуна. А ты сейчас берешь столько людей, сколько тебе самому не жалко, и убираешь этого фараона в реале. Если хочешь, можешь хоть весь дом взорвать. Это уже не имеет никакого значения.