Эдгар По - Андрей Танасейчук

Помимо мистера Аллана к военному министру обратились отец одноклассника Эдгара — Дж. Престон, конгрессмен, а также священник Дж. Барбер, помнивший Эдгара ребенком. Их письма, конечно, были куда сердечнее послания торговца и представляли юношу с самой выгодной стороны.

Письмо мистера Аллана датировано 6 мая. То есть было написано накануне отъезда По из Ричмонда. Неужели торговец желал своему воспитаннику провала? Конечно нет. Скорее всего, в тот день между ними произошла очередная размолвка, и приведенные строки — прямое ее следствие. Это был небольшой эпизод, который почти не оставил следа — за исключением слов из упомянутого письма, которые характеризуют автора куда больше, нежели рекомендуемое лицо. Тем более что письмо мистера Аллана от 18 мая с подробными наставлениями воспитаннику, как действовать в Вашингтоне, было сердечнее по тону, нежели то, что будущий кадет вез министру. Да и тот факт, что он щедро снабдил По деньгами — 50 долларов дал с собой, вскоре выслал еще 100, а затем добавил еще 50, — говорит о том, что размолвка была пустячной.

Биографы, не расположенные к опекуну, полагают, что эти деньги были своего рода отступным — чтобы Эдгар По «убрался» из Ричмонда. Можно считать и так. Но едва ли кто оспорит, что заплатил торговец щедро. И, безусловно, желал, чтобы пасынок поступил в Вест-Пойнт.

Сведения о пребывании По в Вашингтоне скудны. Нет информации о том, «прорвался» он к министру или нет, с кем встречался и где жил в столице. Но мы знаем, что визит был кратким: претендент передал бумаги, их приняли, и ему было велено ждать решения. Во всяком случае, никаких гарантий поступления предоставлено не было.

Явно с согласия опекуна из Вашингтона По отправился в Балтимор, где жили его родственники: брат Генри Леонард, тетка Мария Клемм и ее дети — Генри и Виргиния, а также бабка, вдова «генерала» По, престарелая Элизабет По. Это согласовалось с планами молодого человека заняться продвижением рукописи уже почти готового нового сборника поэтических произведений, которому он решил дать название по заглавной поэме «Аль Аарааф», законченной, видимо, в дни службы.

Он, конечно, помнил о несчастливой судьбе своей первой книги и понимал, что напечатать книгу — не самое сложное дело. Куда важнее, чтобы ее заметили. Для этого необходимо, чтобы ее читали, значит, нужны отзывы людей с именем, к тому же разбирающихся в литературе, необходимы рецензии в журналах.

Знакомств в литературных кругах у Эдгара По, разумеется, не было. Но был один человек, к которому он мог обратиться, — Уильям Уирт. Он жил теперь в Балтиморе, только что вышел в отставку с поста, который занимал двенадцать лет. Еще в начале года Уирт исполнял обязанности генерального прокурора Соединенных Штатов — что и говорить, совсем недавно он был человеком очень влиятельным. Вполне возможно, что к нему молодой поэт обратился с подачи опекуна: в свое время У. Уирт по просьбе Дж. Аллана ходатайствовал о зачислении По в студенты Виргинского университета. Разумеется, опекун имел в виду содействие для поступления в академию, а не литературу. Но Уирт был не только видным юристом и политиком, но и писателем, автором целого ряда литературных трудов, в том числе одного из первых американских исторических романов и беллетризованного жизнеописания Патрика Генри[79]. Конечно, он был далек от поэзии, да и, будучи воспитан на образчиках литературы европейского Просвещения и тяготея к сентиментализму, вкусы имел несколько старомодные, но ни к кому иному за поддержкой и советом По обратиться не мог.

Неизвестно, получил ли наш герой содействие в поступлении в академию, да и просил ли об этом. Но вот о литературе и, в частности, о стихах молодого автора они побеседовали. А. X. Квин сообщает: «Уирт встретил его самым радушным образом и прочитал „Аль Аарааф“ в один присест, не отрываясь». Но он не считал себя специалистом в поэзии, да и, видимо, был немало обескуражен необычной формой поэмы и причудливым полетом фантазии автора. Молодому поэту он посоветовал обратиться за консультацией к редактору «Америкэн куотерли ревью» Роберту Уолшу[80], коего видел человеком весьма сведущим в современной поэзии, и написал ему рекомендательное письмо. Тот жил в Филадельфии, которую Уирт полагал (надо сказать, справедливо) культурной столицей страны — этакими «американскими Афинами», где в отличие от провинциального Балтимора кипела литературная жизнь, издавались журналы, выходили книги, был сосредоточен мощный творческий потенциал. Если добиваться успеха, то где еще дерзать, как не там? К данному суждению Уирт присоединил и собственноручный отзыв о поэме, о достоинствах которой он отозвался, впрочем, весьма обтекаемо, но выразил уверенность, что «современному читателю поэма понравится». Так поэт впервые очутился в Филадельфии — городе, который в дальнейшем будет много значить и в его жизни, и в творческой судьбе.

К сожалению, с Р. Уолшем Эдгар По смог только увидеться: тот срочно уезжал в Нью-Йорк и просто не успел составить рекомендательное письмо и дать развернутый отзыв на книгу молодого поэта. Тем не менее По сослался[81] на него, составляя письмо владельцам издательства «Кэри, Ли и Кэри» с предложением издать поэтический сборник. Ссылка на Уолша была, конечно, не лишней, поскольку тот, будучи владельцем и редактором журнала, который выпускался их издательством, пользовался авторитетом и к мнению его прислушивались. Свое письмо автор посвятил объяснению смысла заглавного произведения сборника — поэмы «Аль Аарааф».

«Ее название — „Аль Аарааф“, — пишет поэт, — совпадает с тем значением, что Аль Аарааф имеет у арабов. Это место между небесами и адом, где люди не подвергаются наказанию, но и не достигают того спокойствия и даже счастья, кои, как они полагают, являются обязательными атрибутами райского блаженства. Я поместил этот „Аль Аарааф“ на знаменитой звезде, открытой Тихо Браге[82], которая появилась внезапно и так же внезапно исчезла. Она представлена как божественная звезда-вестник и отнесена ко временам Тихо, когда и была послана в наш мир. Одна из особенностей Аль Аараафа такова, что после смерти те, кто избрал эту звезду местом своего пребывания, не обретают бессмертия, но — после второй жизни, исполненной удовольствий, — тонут в бездне забвения и смерти».