Моя королева - Жаклин Рединг

Взгляд Элизабет переместился на мускулистую шею, на плечи и могучий торс, сужающийся книзу, к выпуклой диафрагме, прикрытой простыней. Она смотрела, как медленно вздымается и опадает его грудь. Интересно, снится ли ему что-нибудь? А если снится, то что именно?

Она легонько провела пальцем по его руке к груди, радуясь, что он спит так крепко. Девушка даже не заметила, что прикасается к горцу уже не пальцами, а губами, пробует на вкус соленую кожу его подбородка, вдыхает его запах. Оказывается, она способна на такое, а он ни о чем не догадывается. Мысль об этом подействовала на нее возбуждающе.

Наверное, единственный раз в жизни ей доведется лежать так близко к живому спящему мужчине. Когда пройдут условленные два месяца и она вернется в Англию, где проживет всю жизнь, она никогда не выйдет замуж, и, стало быть, ей не суждено просыпаться в постели рядом с мужчиной.

Да, она изучала анатомию, она знает строение мужского тела во всех подробностях. Но лежать так близко к мужчине, когда тебя окружает исходящий от него мощный жар, гораздо интересней, чем любая книга.

Книга — это всего лишь бумага и чернила.

А это все происходит на самом деле.

И он настоящий.

Он видел ее нагишом, когда она уснула в лохани. Разве не справедливо, что ей, в свою очередь, выпал случай увидеть его?

Элизабет начала потихоньку приподнимать простыню…

Мгновение спустя она лежала на спине, пригвожденная к кровати тем, кто был ее мужем, совершенно обнаженным мужчиной.

— Я только…

Он не дал ей продолжать, накрыв ее губы своими. Он завладел ею, он поглотил ее и ошеломил, поймал в ловушку своими губами и всем телом, дразнил все ее чувства, которые ее не слушались.

Она возбудилась, трепеща всем телом. Его вкус и запах завладели ее сознанием, и когда она ощутила его язык у себя во рту, то отпрянула в испуге, но потом подчинилась незнакомому ощущению, его волнующей новизне и ответила на поцелуй.

Она чувствовала, как его крепкие бедра прижимаются к ней, но хотела большего. Только когда он отодвинулся, прервав поцелуй, чувства, которые вихрем охватили ее, начали ослабевать. Резко, неотвратимо вернулся дневной свет. Наконец она нашла в себе силы открыть глаза — и встретилась с его внимательным взглядом. В них она увидела желание, которое испытывает мужчина к женщине. И она поняла, что желанна ему, поняла это всей душой.

Но в его глазах она увидела и нечто иное и осознала, что продолжения не будет.

— Не стоило начинать того, чего вы не собирались доводить до конца.

Его голос звучал низко и волновал ее. Нужно было что-то сказать, но она как язык проглотила.

Элизабет, которая славилась хорошо подвешенным язычком и откровенностью суждений, сейчас ничего не приходило на ум. Она опять закрыла глаза и притворилась спящей. Это единственное, что ей оставалось.

Потом она услышала, как кровать под ней заскрипела — Дуглас встал. Она лежала не шевелясь, ей хотелось, чтобы он ушел, хотелось забыть то, что недавно произошло. Она слышала, как он одевается, ходит по комнате.

— Паром скоро отходит.

Она ничего не ответила.

— Я подожду вас на улице.

Элизабет повременила, пока не услышала, как за ним закрылась дверь, а потом снова открыла глаза. Униженная, она уставилась в потолок.

Что это на нее вдруг нашло? Зачем она его разглядывала? Зачем ей вздумалось к нему прикасаться? Ведь она — дочь герцога Сьюдли, а не простая шлюха. Всю жизнь она была полна твердой решимости ни в коем случае не разрешать своему сердцу или телу подпасть под власть мужчины. Стоит только поддаться порыву, как становишься уязвимой, а значит, слабой. Она поняла это, изучая биографии женщин, живших в самые разные исторические эпохи.

Элизабет выросла среди английских аристократов, в окружении графов, герцогов и даже принцев королевской крови. В самом раннем возрасте она начала интересоваться, почему случилось так, что женщины из ее окружения утратили свою свободу и индивидуальность, не говоря уж о праве на какую-либо собственность, которое они теряют с замужеством.

Элизабет была свидетельницей того, как знакомые ее матери, женщины благородного происхождения, превращались чуть ли не в нищих, полностью зависимых от покладистости мужа. Если тот оказывался человеком прижимистым, леди не могла купить себе даже книгу или перьев, чтобы писать письма. Ей приходилось просить разрешения приобрести эти мелочи, и даже той, которая принесла мужу солидное приданое, могла угрожать долговая тюрьма еще до появления на свет ее первого ребенка в том случае, если ее муж имел склонность к пьянству или азартным играм…

Леди Уолфтон, ближайшая наперсница герцогини, сострила как-то за чаем, что, выйдя замуж, была гораздо в более дружеских отношениях со своей модисткой, нежели с мужем-графом. Маркиза Терстон, в роду которой имелась целая вереница выдающихся предков, была вынуждена бежать вместе с детьми под покровом ночи во Францию, после того, как лорд Терстон проиграл в кости их особняк, состояние и даже прекрасный выездной экипаж.

И Элизабет очень рано решила, что никогда не позволит себе оказаться в подобном положении. Она сама будет распоряжаться своей судьбой. И самым простым способом достижения этого было избегать той единственной опасности, жертвами которой стали многие женщины до нее.

Элизабет поклялась никогда не влюбляться.

Но это было до того, как Дуглас Даб Маккиннон вошел в ее жизнь.

Два часа спустя Дуглас и Элизабет сели на маленький паром, который должен был перевезти их на остров Скай.

Когда они стояли на пристани, зеленые берега острова Скай, тонувшие в нежной утренней дымке, представлялись такими близкими, что, казалось, достаточно сделать прыжок через пролив — и ты там. На самом же деле, сказал Элизабет сморщенный старик паромщик, расстояние достаточно велико.

Пока они плыли, Дуглас коротал время, болтая с паромщиком на гэльском. Элизабет, хотя и не понимала их разговора, знала, что это не простая болтовня. Они разговаривали приглушенными голосами, а паромщик не раз бросал на нее настороженные взгляды.

Когда они прибыли на берег, их ненадолго задержал патруль береговой охраны. Но Дуглас предъявил выданную ему полковником охранную грамоту, и солдаты беспрепятственно их пропустили. Дуглас оставил Элизабет на каменном молу, служившем пристанью, и вскоре вернулся с тремя крепенькими пони.

— До вашей фермы еще далеко? — спросила она.

Ей уже не терпелось добраться до конечной цели их путешествия и отдохнуть после долгого пути. Кроме того, девушка надеялась, что ей больше не придется делить постель с горцем.

— Мы скоро будем на месте, — ответил Дуглас, грузивший вещи на одного из пони.

Они пустились в путь среди поросших вереском холмов. По тропе гуртовщики обычно гнали к берегу скот. Она была едва заметна, но Дуглас знал здесь каждый поворот, каждый склон, хотя порой тропа почти совсем терялась среди камней.