Зачем ловеласу жениться - Тесса Дэр

— Наш враг атакует с тыла, — заявил старик и занес над головой кулак. — Да, я говорю о предателях. О тех вероломных предателях, которые поднимают руку на своего короля.

Теперь Бел окончательно запуталась. Ведь в данный момент Англией правил не король, а принц-регент. Но, судя по всему, никого из собравшихся не смутили речи о язычниках и предателях. Люди воспринимали полковника всего лишь как шута и реагировали соответственно.

— Мы должны подавить мятеж, — продолжал Монтегю. — Долг каждого англичанина задавить бунт в зародыше и предать бунтарей суду. Защитить Англию и Господа до того, как предатели явятся по наши души. — Он ткнул костлявым перстом в толпу и, повысив голос, заявил: — Имейте в виду: штурм неминуем! Да-да, опасность близка. — Старик дрожащей рукой вытащил из кармана старинный пистоль и принялся размахивать им, восклицая: — Штурм, опасность! Штурм, опасность!

Настроение толпы тотчас изменилось. Теперь все переглядывались, явно озабоченные поведением старика; очевидно, пистолет выходил за рамки сценария.

— Я призываю всех мужчин, способных держать оружие, присоединиться к нам! — кричал полковник. — Вступайте в ряды милиции Монтегю. Защитите свой дом и страну. Долг зовет! Долг! Честь! Бдительность! — Направив дуло пистоля в небо, Монтегю заорал: — Готовьтесь!

Внезапно за спиной Бел раздались громкие щелчки. Стремительно обернувшись, она увидела, что несколько мужчин на дальнем краю площади — среди них был и тот крепкий парень, что помогал полковнику подняться на помост, — вытащили из-под курток мушкеты и направили их стволы в воздух. Люди, собравшиеся на площади, в испуге бросились на землю. Где-то громко завизжала женщина, и у Бел вдруг промелькнула мысль, что этой женщиной, возможно, была она сама.

— Целься! — приказал полковник, опустив свой костлявый палец на курок. — Огонь!

Тут загремели выстрелы, и вею площадь охватила паника. Оглушенная грохотом, задыхаясь от едкого дыма, Бел в ужасе озиралась. Люди вокруг кричали, а лошади громко ржали. Внезапно экипаж покачнулся и понесся на толпу. Бел завизжала — теперь уже сомнений в этом не оставалось.

Кучер, очнувшись наконец от сна, дернул за поводья, но лошади его не слушались, они мчались по площади, и люди в страхе разбегались, толкая друг друга. Бел схватилась за ручку двери и в отчаянии принялась молиться о том, чтобы лошади никого не растоптали.

Внезапно на пути экипажа оказалось препятствие — каменный бордюр тротуара. Карета резко накренилась, и Бел швырнуло в сторону. А кучер… О Боже, кучер свалился на землю! Бел в ужасе смотрела на пустое сиденье кучера и на поводья. А потом вдруг и поводья куда-то исчезли, и вместе с ними исчезла и последняя надежда на спасение. Остановить лошадей Бел не могла, и было ясно: испуганные лошади вот-вот споткнутся — и тогда… Бел боялась даже подумать о том, что произойдет после этого. Парализованная страхом, она словно окаменела. А лошади между тем продолжали зигзагами мчаться по площади. Люди же попрятались в окрестных домах, а оставшиеся прижались к помосту, пытаясь таким образом спрятаться и от стрелков, и от неуправляемых лошадей.

Тут вдруг экипаж резко повернул в сторону — теперь лошади неслись прямо на прятавшихся у помоста людей.

«Нет, нет, нет. Только не это!» — подумала Бел.

— Бегите! — закричала она.

И в тот же миг люди помчались к краю площади, прочь от обманчиво надежного укрытия помоста. Все разбежались в разные стороны — все, кроме одного человека.

Этот человек бежал прямо к ней, и Бел узнала в нем своего мужа.

«Господи, нет, — молила она, — только не Тоби!» Оказалось, что ее муж, пока все остальные в смертном страхе разбегались в разные стороны, успел сбросить сюртук и спрыгнуть с помоста. И теперь он бежал навстречу лошадям.

— Тоби, нет! — завизжала Изабель. — Прочь! — почему-то добавила она на испанском.

«Боже милостивый! — мысленно воскликнула Бел на испанском же. — Если он погибнет, то виновата в этом буду только я одна». Теперь она молилась лишь о том, чтобы Господь смилостивился и дал ей погибнуть вместе с мужем.

И тут Тоби остановился. Остановился очень вовремя, так что лошади, не задев его, пронеслись мимо. И в тот же миг Тоби бросился к ближайшей из них и, ухватившись обеими руками за гриву, ловко запрыгнул на спину животного, затем схватился за поводья, свисавшие рядом с мундштуком, и резко потянул на себя, направляя лошадь в сторону лужайки. Животные почти сразу же начали успокаиваться и побежали медленнее. Через некоторое время Тоби заставил лошадей выйти на дорогу и наконец остановил их у деревянного столба, обозначавшего, границы города. Соскользнув со спины кобылы, он, не жалея ласковых слов, принялся хвалить животное за послушание. Затем обмотал поводья вокруг столба и только после этого повернулся к Бел.

— Спокойно, дорогая, — сказал он, шагнув к дверце экипажа и открывая ее. — Мы ведь не хотим снова их напугать, верно? — Тоби протянул жене руку, но она по-прежнему не могла шевельнуться — словно приросла к сиденью. — Дорогая, все уже хорошо, — продолжал Тоби ласковым голосом, таким же, каким говорил с кобылой. — Дай мне, пожалуйста, руку.

Тут Бел наконец-то протянула ему дрожащую руку, и он помог ей выбраться из экипажа, затем подвел к невысокой каменной ограде, за которой расстилалась пашня, похожая на мятое лоскутное одеяло. Без видимых усилий приподняв Изабель, Тоби усадил ее на ограду и отступил на шаг. Окинув жену пристальным взглядом, он с беспокойством в голосе спросил:

— Дорогая, ты в порядке? Тебя так сильно тряхнуло, когда карета накренилась… Я боялся, что ты, возможно, что-то сломала. Ребра целы? — Он принялся ее ощупывать.

— Ах, Тоби… — прошептала Бел.

— У тебя где-нибудь болит? — Он по-прежнему ее ощупывал. — Тебе не трудно дышать? Ты чувствуешь боль, когда я…

— Тоби. — Бел поднесла палец к губам мужа, останавливая поток вопросов. Затем провела ладонью по его гладко выбритой щеке.

Тихо вздохнув, Тоби на мгновение закрыл глаза. Бел же проговорила:

— Я в полном порядке. Я жива и здорова благодаря тебе. Рука его легла ей на талию, и он привлек ее к себе.

— О Господи! — Тоби уткнулся лицом в ее волосы. — О Господи…

Бел покрепче прижалась к груди мужа. И вдруг, не удержавшись, расплакалась.

— Да-да, милая, — шептал он, поглаживая ее по спине. — Теперь поплачь, если хочешь. Опасность миновала, ты цела и невредима, поэтому можешь плакать столько, сколько душа пожелает.

— О, Тоби… — Она всхлипывала, уткнувшисьлицом ему в грудь. — Никогда в жизни я не знала такого страха.

— Значит, нас таких теперь двое.

— Правда? — Она подняла на него заплаканные глаза.

— Ну… не совсем. — Его глаза с янтарными крапинками сделались задумчивыми. — Думаю, правильнее сказать, что теперь мы — одно целое. Ты так не считаешь?