Секрет механической птицы - Флёр Хичкок

Я забираюсь сквозь дыру в заборе во двор гробовой мастерской, где мистер Бэллон делает на жаровне что-то ужасное с кувшином и ведром внутренностей.

Он удивлённо поднимает голову, услышав шум и голос полковника за забором. На этот раз полковник совсем близко.

– И тогда мы породнимся – ты и я! – кричит он. – Жаль только, что тебя не будет на нашей свадьбе!

– Если не можете помочь, уйдите с дороги! – кричу я мистеру Бэллону.

Он отступает в сторону, и я проношусь мимо него, курткой хватая жаровню. Она падает и катится по полу, горящие угли рассыпаются по опилкам, но я не останавливаюсь. Мистер Бэллон что-то кричит мне вслед, и я подбегаю к лестнице, чтобы из мастерской забраться на чердак Тода. У меня за спиной слышится ужасный грохот. Кажется, полковник тоже пробрался внутрь. Я не думаю, что мистер Бэллон его остановит, но он может его ненадолго задержать.

Лестница кажется очень длинной, мои ноги еле двигаются, но очередной выстрел придаёт мне скорости, и я пытаюсь найти какое-нибудь оружие. Это оказывается ручка метлы: она бесполезна против револьвера, но я всё равно чувствую себя сильнее.

Вход на чердак Тода кажется меньше обычного, и, когда я врываюсь внутрь, место не узнать. Остались всего три стены, а четвёртая исчезла. И хотя крыша пока ещё на месте, в комнате холодно и сыро, но Мэри стоит на самом ветру, промокшая и рассерженная. Её лицо раскраснелось, и она льёт в медный двигатель жидкость. Воздушный змей распластался по всей комнате и выглядит готовым к полёту.

– Атан, – говорит Мэри, поворачиваясь ко мне, – я закончила то, что вы начали.

Её руки почернели, а от подола платья оторваны куски: наверное, она использовала его на тряпки.

– Мэри?

– Когда я узнала, что он умер, я пришла сюда. Я всё закончила, у меня получилось.

– Но как?

Мэри грустно улыбается.

– Я видела чертежи. Я знала, как это работает. Я не могла позволить… – Она хватает подол платья и сморкается. – Я не хочу, чтобы всё было напрасно. Эта машина должна подняться, должна улететь. Возьми её и отдай хорошим людям. Ты должен полететь ради меня, ради Битти, мистера Чэня и Тода.

– Но куда? – спрашиваю я.

– На запад или на юг. В Африку. – Глаза Мэри безумно сверкают.

– Ах ты, хитрый маленький паршивец! Когда я тебя наконец поймаю, ты пожалеешь, что вообще появился на свет, – кричит полковник у нас под ногами и стреляет из револьвера, так что кусок половицы взлетает в воздух.

– Торопись, Атан! – говорит Мэри.

Щёлк!

– Нет, – отвечаю я. – Мы полетим вместе. Мы выберемся из этого дома и из этого города, а потом выиграем приз. Ты и я. Ради Тода. Ради мистера Чэня.

Внизу к шуму присоединяется женский голос.

– Ты и я? – спрашивает Мэри, вытирая замасленные руки о платье.

– Да. Идём! Эта штука никогда не взлетит, если нас убьют.

Словно во сне, Мэри наклоняется и залезает под воздушного змея: её платье раздувается, словно колокол.

– Оттяни это назад, – бормочет она, указывая на заднюю часть воздушного змея, скреплённую эластичной лентой.

Катапульта.

Тод сделал катапульту.

– Время пришло, Мэри. Давай выбираться отсюда.

До моего носа долетает запах дыма. Я чувствую себя совершенно спокойным, моё дыхание замедляется и становится размеренным, как будто я знаю, что делаю и зачем, как будто знал это всегда.

– Отталкивайся ногами. Я буду держать хвост, пока мы не будем готовы, – говорю я.

Женский голос становится громче. Это не мама, не Полли и не остролицая женщина.

– Называешь мальчика обманщиком? Забавно это слышать от тебя! Ты можешь сыграть в карты с самим Люцифером и выиграть!

Раздаются крики, а потом опять появляется дым. Голоса становятся приглушёнными.

Я оттягиваю катапульту. Слышится стук, грохот, и всё здание сотрясается.

Бах!

Но это не пуля. Маленький двигатель с лопастями оживает, во все стороны разлетаются искры, и наконец он принимается вращаться со звуком, напоминающим жужжание миллиона пчёл. Мы пролетаем через весь чердак, мои ноги отрываются от земли, и край крыши приближается быстрее, чем я ожидал.

Мои ноги болтаются в воздухе, и воздушный змей пикирует вниз через моросящий дождь прямо к реке. Мэри тянет рычаг, и воздушный змей снова взлетает в воздух и начинает подниматься ещё выше. Не знаю, как, но мы поворачиваем и задеваем угол здания. Змей дрожит и наклоняется, а потом снова поднимается вверх, пролетая прямо над крышей соседнего дома.

Мой желудок остался где-то на крыше, а тело поднялось на много миль в воздух. Никогда прежде я не ощущал ничего подобного, и это удивительное чувство!

На секунду воздушный змей замирает над двором, словно ястреб.

Я вижу, как внизу разгорается огонь, а дядя Тода волочит по двору гробы. В некоторых из них лежат покойники.

Мэри смеётся рядом со мной, её волосы струятся вокруг лица и плеч, платье усеяно розами из крови – не знаю, моей или её.

Но тут раздаётся выстрел, перекрывающий жужжание пчёл.

Полковник стоит на крыше, дуло его револьвера дымится. Он целится в нас. Очередной залп, и пуля свистит в воздухе, ударяясь в шёлк прямо у меня над головой. Под ногами полковника бушует огонь. С высоты он похож на какого-то безумного демона, стоящего над адским пламенем. Задняя стена чердака почти исчезла.

Ещё одна пуля со свистом пронзает ткань. Мне нужно больше высоты или расстояния, но я не могу контролировать машину. Ветер подхватывает нас и снова бросает к зданию, но, смеясь и откашливаясь, мы поднимаемся на струях горячего воздуха всё выше и выше.

Я смотрю вниз и вижу, что полковник улыбается. Он снова поднимает револьвер, и на этот раз мы так близко, что в нас может попасть даже ребёнок. Он целится: время на его стороне. От стен чердака поднимаются клубы дыма, но полковник не двигается, и лишь ухмылка на его лице становится всё шире.

Я закрываю глаза. Я в небе, но…

– А-а-а!

Из дыма возникает женщина в зелёном платье. Она балансирует на крошечном островке среди пламени. Это Колумбина: она выглядит ещё безумнее, чем всегда, её почерневшее и обгоревшее платье свисает с плеч. Редкие ярко-рыжие волосы опалены, глаза сверкают.

Полковник стреляет, но она хватает его за руку, револьвер наклоняется, и пуля проходит сквозь шёлк прямо над головой Мэри. Я смотрю вниз и вижу, что Колумбина что-то кричит мне, но её слова поглощает треск пламени.

Задыхаясь, покрытые горячей густой сажей от древесного дыма, мы поднимаемся всё выше на волнах жара, в то время как они борются внизу, почти поглощённые огнём, и языки пламени вырываются из-под пола у них под ногами.