Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

— Всего каких-то десять лет мне потребовалось на то, чтобы мои рисунки из «отвратительных» стали «прекрасными», — сказал Лайл.

Оливия снова вернулась к рисунку. Он наблюдал, как ее тонкий палец обводит контуры плана большой спальни первого этажа.

— Это все упрощает, — сказала Оливия.

Упрощает ли? Или все стало невероятно сложным: тонкий изящный палец и хрупкая рука, свечение кожи в тусклом свете этого старинного холла и улыбка при общих воспоминаниях.

Лайл отступил на шаг, чтобы избежать соблазна прикоснуться к ней.

— Так проще установить очередность ремонтных работ, — сказал он. — Когда и если мы отыщем рабочих, я буду точно знать, где им начинать и что им делать.

— И поэтому ты был сегодня в деревне, — подсказала Оливия.

— Так и есть.

— Поверить не могу, что тебе не удалось договориться с жителями, — сказала она. — Ты управлял толпами рабочих в Египте.

— Там все иначе. Я знаю достаточно разных диалектов, чтобы общаться с ними, и знаю их образ жизни. Культура Шотландии совершенно другая. Но я подозреваю, что обитатели Горвуда намеренно притворяются тупыми, потому что не хотят меня понимать. И я готов поспорить на что угодно, что они к своей тупости специально добавляют акцент, потому что не хотят, чтобы я понимал их.

— Я жажду докопаться до сути этого, — проговорила Оливия. — Ты — сын лэрда. Они должны чувствовать, что могут доверить тебе свои тревоги.

— Возможно, они не считают меня тем, кому можно довериться.

Эти слова Оливия отмела одним взмахом ладони.

— Не глупи! Все, что ты должен делать, так это общаться с ними, чтобы внушить доверие, в отличие от нас, остальных. Но я должна заниматься всем по очереди. Первым пунктом идут наши слуги.

— Да, прости за это, — сказал Лайл. — Я не собирался терять дворецкого.

Оливия отвлеклась от рисунков, чтобы внимательно выслушать его.

— Эдвардс… — сказала она. — Я хотела спросить тебя, но вид замка вытеснил из моей головы все остальное. А потом я увидела слуг, они все выглядят такими… такими…

— Близкими к отчаянию, — закончил за нее Лайл. — Их нельзя винить. Им пришлось поселиться в главном зале, в точности как делали их предки столетия тому назад. Я удивлен, как они все не сбежали.

— Думаешь, Эдвардс сбежал? — Синие глаза Оливии загорелись интересом.

— Похоже на то…

Рев и ужасный шум прервали его. Дверь из кухни распахнулась, и кухонная челядь высыпала в главный зал.

Шум голосов не смолкал, а только усиливался.

Оливия посмотрела на работников кухни, столпившихся под балконом для музыкантов, перевела взгляд на дверь кухни, потом — на Лайла.

— Это, наверно, Альер, — сказал он, назвав имя лондонского повара, которого прислала Оливия, чтобы кормить их. — В последнее время он был немного мрачным.

— Немного мрачным?

— Мы питаемся холодным мясом и сыром, — пояснил Лайл. — Он не будет печь хлеб. Говорит, что в нашей печи это делать невозможно. Я хотел выбросить его из окна, но он, вероятно, не пролезет, а если пролезет, то мы останемся без повара, как уже остались без дворецкого.

— Я могу помочь тебе выбросить его из окна, — вздернув подбородок, невозмутимым голосом, который употребила бы леди Харгейт, сказала Оливия. — Не печет хлеб? Ну и ну! Неудивительно, что прислуга пребывает в подавленном состоянии.

С высоко поднятой головой и горящими глазами она устремилась в сторону кухни.

Николс, который разговаривал с одним из перепуганных работников кухни, поспешил ей навстречу, чтобы перекрыть двери.

— Прошу прощения, мисс Карсингтон, что становлюсь у вас на пути, но это небезопасно. Мне сказали, что он угрожает тесаком. Я рекомендую вначале позволить мне его обезоружить.

Оливия окинула взглядом Николса с головы до ног. Он мог бы надеть доспехи и при этом все равно весил бы не более десяти стоунов.

— Он крепче, чем выглядит, — сказал Лайл, ясно читая ее мысли. — И сильнее, — добавил он вполголоса. — И обладает поразительной выносливостью. По крайней мере такова его репутация среди женского населения Египта.

Голос его был слишком низким, а губы находились чересчур близко к ее уху. Теплое дыхание Лайла щекотало ей ухо и чувствительное местечко за ним.

У нее нет времени на это.

Эти мужчины…

— Благодарю, Николс, — произнесла Оливия. — Но мы никому не можем позволить превзойти нас. — Она повернулась к Лайлу и добавила таким же низким голосом, как и он: — Мы не можем позволить думать другим, будто напуганы импульсивным французским поваром. Жители деревни узнают об этом и будут смеяться до упаду.

— Прости, Николс, — уже громче сказал Лайл. — Мы не можем позволить тебе веселиться одному. Мы с мисс Карсингтон разберемся с этим.

Оливия повелительно взмахнула рукой. Николс отступил с ее дороги. Шум за дверью усилился.

Оливия глянула на Николса, и тот открыл перед ней дверь.

Она устремилась в логово дракона.

Оливия попыталась опередить Лайла, но он схватил ее за талию, поднял и опустил у себя за спиной. Опустить ее было не так просто. Она оказалась намного легче, чем ему казалось, громоздкая одежда обманывала глаз. И шелестела слишком соблазнительно, слишком похоже на звук отброшенных простыней. Это вернуло Лайла к воспоминаниям о стройности и изяществе ее ступни, грациозности пальчиков, шелковистости кожи у него под руками.

Все мечты и фантазии, которые он жестоко подавлял, восстали, подобно призракам. Лайл снова отбросил их от себя.

— Ты можешь вести переговоры, — сказал он. — Но я войду первым, на случай смертоносных метательных снарядов.

— Не говори чепухи, — заявила Оливия. — Думаешь, мне не справиться с прислугой? — Она больно ударила его локтем под ребра и протолкнулась в помещение кухни.

Чертыхаясь про себя, Лайл следовал за ней по пятам. Из-за плеча Оливии он увидел покрасневшего Альера, размахивавшего тесаком. Поскольку он был около шести футов ростом и три фута в ширину, да еще в окружении острых ножей, не надо было обладать даром предвидения, чтобы понять, почему, когда он вышел из себя, вся кухонная прислуга сбежала.

Заходя на кухню, Лайл слышал его тираду. Произнесенная на трех языках, она сводилась к следующему: «Эта кухня… назвать ее примитивной означает безбожно польстить! Она же похожа на пещеру для животных. Не ждите, что я стану готовить в подобном месте!»

С появлением Оливии повар замер с открытым ртом и занесенной вверх рукой.

— Продолжайте, — произнесла она, — Что вы говорили?

— Это невыносимо, мадемуазель! — закричал Альер, быстро справившись с удивлением. — Это варварское место! Эта деревенщина! Они просто невежественные дикари! Как я могу объяснить им, что мне нужно? Они не говорят ни по-английски, ни по-французски. Ни слова на немецком или итальянском. Их язык — это звериное наречие, одно сплошное рычание и неприятные булькающие звуки, издаваемые ртом.