Внешняя политика Священной Римской империи в X- XI веках - Дмитрий Боровков

Тем временем король Конрад вступил в Равенну и с большой властностью там распоряжался. В один из дней несчастные равеннцы затеяли ссору с войском короля и, положившись на свою многочисленность, предприняли попытку изгнать войско из города, и посреди каких-то ворот стеснили их так, что тем [воинам], которые были снаружи, мешали прийти на помощь тем, кто находился внутри. И когда поднялось волнение, начало усиливаться сражение. Некоторые в домах на постояльцев своих напали, другие на улицах сражались, а иные ворота осаждали; большинство со стен, а многие с высоких башен, начали бесплодное сражение с камнями и кольями в руках. Со своей стороны тевтоны, которые оружием и умением противостояли, сбившись в толпы спереди и сзади равеннцев окружали, безжалостными мечами путь друг к другу проложили, а тех, кто находился посередине, убили или ранили, либо в бегство обратили. Некий граф по имени Эппон, благородный рыцарь из Баварии, вышедший из города со знаменем, победил тех горожан, которые стояли на мосту, и многие из них, упав с моста через него одного, утонули в воде.

Король Конрад, якобы находившийся в спальне, узнав об этом мятеже, схватил оружие, потребовал коня и вышел во двор, когда увидел равеннцев, принужденных войском к церквям бежать и повсюду убежища искать, то, пожалев их, так как с обеих сторон то были его [люди], призвал войско прекратить преследование горожан и сам вернулся во дворец. Утром же, жители Равенны, которые остались в живых, во власяницах с голыми ногами и с обнаженными мечами, как предписывал их закон побежденным горожанам, прошествовали перед королем, всеми способами вину искупали, как он сам приказал. Там король Конрад обычным образом проявил большую щедрость в отношении некого раненого тевтона, которому большую часть ступни с голенью полностью отрубили в битве; его поножи, сделанные из кожи, король распорядился принести, приказал наполнить деньгами и на постель раненого воина возле него положить.

Тем временем сильная жара пришла в Италию, так что ухудшился воздух, и множество людей оттого подверглось опасности. Король Конрад, никому не уступая, кроме одного лишь Бога и летней жары, ушел в близлежащую горную область с тенистой местностью и умеренным климатом по другую сторону реки Адидже, и там, на протяжении двух месяцев и более, имел роскошную королевскую провизию от архиепископа миланского. После того как он ушел оттуда осенней порой, то снова объехав равнинную Италию, устроил совещания и королевские советы в удобных местах, мятежников в оковы заключив, королевство замирил, и, продвигаясь таким образом, к границе Италии и Бургундии прибыл.

В начале 1027 года от Рождества Христова король Конрад рождество Господне отпраздновал в городе Иврее[388]. Туда пришли послы от короля Бургундии Рудольфа, пообещавшие, что он прибудет в Рим к предстоящему избранию и провозглашению короля Конрада императором, что король благосклонно выслушал и, отпустив послов обратно с дарами, сам переправился через [реку] По и начал двигаться к Риму. Но, подступив к городу Лукке, нашел его враждебным себе вместе с маркграфом Регинером[389]. Немного там задержавшись, король, спустя несколько дней, принял в свою милость город и маркграфа и вскоре подчинил себе всю Тоскану.

$$$"и так, торжествуя, посетит он римские холмы».

Итак, король Конрад, прибывший в Рим в тот же год, что и прежде, то есть, от рождения Спасителя 1027, индикта 10, папой Иоанном[390] и всеми римлянами был принят с чрезвычайным королевским почетом, и избранный римлянами императором, в день святой Пасхи, которая в тот год завершилась в седьмой день до апрельских календ[391], получил императорское благословение от папы, назвавшись именем римского цезаря и августа. Также и королева Гизела, посвященная в императрицы, то же имя получила. По совершении этого в присутствии двух королей – Рудольфа, короля Бургундии, и Кнуда, короля Англии[392], – когда была завершена церковная служба, император, шествуя между двух королей, с почетом был проведен в свои покои.

В те самые пасхальные дни между римлянами и тевтонами по ничтожной причине возникла большая распря. Двое начали ссору из-за шкуры быка и когда уже друг друга кулаками бить начали, все императорское войско было приведено в движение и вооруженные всадники и пехотинцы сошлись с обеих сторон. Там был убит один из наших, некий юноша по имени Беренгар, сын Лиутольда, графа из Швабии, весьма благородный и чрезмерно храбрый. Долго сопротивлявшиеся жители Рима, в конце концов, бежали побежденными и немногие из них погибли. Вышеупомянутого юношу, поскольку он был ему дорог и близок, император распорядился похоронить возле могилы императора Оттона[393]. На следующий день римляне, которые устроили мя теж, прошли перед императором с голыми ногами: свободные с обнаженными мечами, рабы с плетеными кольцами вокруг шеи, словно готовые к повешению, они искупали вину так, как приказал император.

Итак, установив мир между римлянами и тевтонами, император отправился в Апулию и города Беневент и Капую, также как и остальные города той области или силой, или доброй волей себе подчинил, и норманнам, которые хлынули в Апулию из своего отечества, неизвестно какой необходимостью принужденные[394], дал позволение жить свободно, и для того, чтобы они служили защитниками границ области против козней греков, соединил их со своими князьями. После того как все остальные дела были им справедливо и благополучно завершены, император, возвращаясь назад, снова миновал Рим и вторично пересек Италию.

В то время был в Италии некто, именуемый тираном Тассельгарда[395], который со времени императора Генриха много преступлений совершил в королевстве, но возвращаясь назад, из-за морского побережья и других укреплений, которые он имел на крайний случай для безопасности, преследования императора Генриха избегал. Был он благородного происхождения, презираемый в лицо, отвратительный в нравах, величайший грабитель церквей и вдов. Император Конрад, являвшийся самым усердным его преследователем, спереди и сзади ему тут всевозможными способами устроил засады. Когда же из одного своего замка он захотел бежать в другой, то был схвачен императорскими воинами. Император, услышав об этом, так торопился, что почти 100 латинских миль[396] прошел в течение одного дня и ночи – ведь он думал, что, согласно обыкновению, тот снова убежит. После того как император прибыл, ему был представлен тот самый тиран. Когда император увидел его, то, как говорят, воскликнул: «Неужели это и есть тот са мый лев, который пожирал зверей Италии? По [милости] святого креста Господня этот лев не съест более мой хлеб!» И сказав это тому, кто немедленно был осужден всеми князьями королевства, приказал повесить его на виселице. После этой казни по всей той провинции мир и покой, надолго скрывшиеся, сразу же появились.