Свидание с жизнью вслепую - Салия Кахаватте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здесь вы выучитесь на офисного менеджера по продажам, телефониста или изготовителя деталей, – проинформировал меня педагог после того, как я вкратце рассказал о себе.
– А что с моим многолетним опытом в общественном питании? Я бы с удовольствием продолжил свое развитие в этом направлении.
– К сожалению, это невозможно.
Я сажусь в своей комнате у окна и тупо смотрю в никуда. Холодный пот выступает на лбу, меня трясет, бьет дрожь. Я заползаю в постель и укрываюсь с головой.
Раздается громкий звук гонга. Я подскакиваю к двери.
– Пожарная сигнализация! Выходите, выходите! – кричу я людям, передвигающимся по коридору с помощью трости для слепых.
Один поворачивается ко мне и со смехом говорит:
– Ты, видать, новенький? Это сигнал к ужину!
Без аппетита жую сосиску и картофельный салат. Потом иду вместе с другими слепыми и слабовидящими в маленький парк за общежитием. Мы садимся на лавочки, пахнет алкоголем, сигаретами и гашишем. Под тем предлогом, что я якобы устал от долгой дороги, раньше остальных возвращаюсь в комнату. Звоню Тине. Вою в трубку как дворовый пес. Сил моих больше нет.
После увольнения в конце 2002 года прошло несколько недель, прежде чем я взял себя в руки, собрал все свое мужество и набросал план действий. Я подал заявку на обучение в Гамбургский колледж индустрии гостеприимства по специальности «Экономика предприятия в гостиничной индустрии». Раз никто не мог сказать мне, кем работать и на что жить, я должен был брать дело в свои руки. На мой взгляд, имело смысл получить дополнительное образование в уже знакомой мне области. Поскольку мне тяжело было ходить, я решил связать свое будущее с менеджментом. Что я могу учиться вслепую, я уже неоднократно доказал себе. Как я смогу управлять вслепую, покажет время. Я остался верен своему девизу: «Всему свое время».
Я повторно обратился в пенсионный фонд. Мне назначили новые освидетельствования. Результат на этот раз: я в состоянии работать до четырех часов в день. Какой именно деятельностью я могу заниматься, мне не сообщили ни врачи, ни представитель фонда. Я встал на учет на бирже труда. Мне назначили специалиста по вопросам социальной интеграции инвалидов. Просмотрев документы и выслушав мою историю, он обратился ко мне со словами: «Господин Кахаватте, у вас несколько физических недостатков». Он говорил таким тоном, словно передавал самую важную новость тысячелетия. «Вам нужно добиваться досрочной пенсии», – вот совет специалиста.
На всех медицинских обследованиях и собеседованиях речь шла исключительно о моих недугах. Казалось, никого не интересовали мой характер, квалификация, профессиональный и управленческий опыт.
На очередном приеме в пенсионном фонде я упомянул о намерении учиться. В ответ консультант спросил, нет ли у меня еще шуточек в запасе.
Без помощи Тины я бы потерялся в лабиринте инстанций и учреждений. Она находила нужные адреса, заполняла заявления, говорила, что я должен отвечать, зачитывала входящие и исходящие письма. И в духовном плане она подставила мне плечо: она укрепляла мою веру в себя и в мое профессиональное будущее. Единственное, что она не могла для меня сделать, – предоставить мне социальную помощь.
В пенсионном фонде я упомянул о намерении учиться. В ответ консультант спросил, нет ли у меня еще шуточек в запасе.
Наступило затишье. Но потом из пенсионного фонда вдруг сообщили, что мне кое-что могут предложить. Так я попал на две недели в учреждение для инвалидов. Оно находилось в маленьком городке на юге Германии. Меня разместили в школьном общежитии.
Уже в первые минуты разговора с ответственным педагогом мне стало ясно, что речь не идет о том, чтобы установить мою профпригодность. Учреждение предлагало ряд учебных курсов, и они должны были быть обязательно укомплектованы. Чем больше учащихся, тем больше государственные вливания на нужды школы, общежития и на повышение зарплаты персоналу. Полагаю, излишне уточнять, что ни один из учителей, терапевтов, консультантов и сотрудников администрации не был инвалидом.
«Здесь вам предоставляется единственный и последний шанс получить адекватное для инвалида профессиональное образование», – настаивали педагоги. И какую пользу принесет такое образование? Вопрос остался открытым. В любом случае, если смотреть реально на ситуацию, и речи не было о социальной интеграции. С таким образованием шансы найти работу стремились к нулю. Если только на дотируемой фабрике для слепых.
Если постоянно слышишь, что ничего не можешь, однажды поверишь в это.
Все участники теста по профотбору были абсолютно слепыми людьми либо почти ничего не видели. Многие радовались якобы открывшимся перспективам и надеялись, что их примут на один из трех курсов. Кто-то уже давно ждал такой возможности.
Некоторые были здесь уже во второй раз: после первого курса они год безрезультатно мыкались по биржам труда и теперь должны были пройти игру по второму кругу.
Когда я им рассказывал о своей жизни, о планах, реакция была такой: «Почему ты стал официантом? Это же профессия не для инвалида». «Ты собираешься учиться в колледже? Ты серьезно думаешь, что у тебя получится?» Или: «Радуйся, если тебя здесь примут. Тогда можно ни о чем не заботиться. Днем – курсы, а вечером – пирушка. Чего еще надо?»
Я был чужой среди своих. Вдохновляющие разговорчики, не правда ли? Но не по адресу! Конечно, у каждого из обитателей общежития когда-то были идеи, устремления, таланты.
Мне было горько видеть, во что превращаются люди, когда им с малых лет внушают, что они ни на что не годны. Если постоянно слышишь, что ничего не можешь, однажды поверишь в это. Тогда подставляешь себя под удары, влачишь жалкое существование, зависишь от других. Какое счастье, что мама верила в меня и отдала в обычную гимназию!
Все, что между нами было общего, – это инвалидность и алкоголь, который пользовался здесь большим успехом. А еще здесь курили травку, но от этого я держался в стороне. Я поклялся больше не связываться с наркотиками.
И все-таки за те недели, что я провел в общежитии учреждения, было два светлых события. Когда нас впервые привели в производственное помещение, я не поверил своим глазам. На моем рабочем месте стоял странный серый ящик.
– Это еще что такое? – спросил я учителя.
– Устройство считывания.
Он кратко изложил мне суть: если в него положить листок с заданиями, газету или книгу, то написанное в них появится на мониторе. С помощью кнопок можно регулировать размер и контрастность изображения, пока не сможешь четко увидеть буквы и цифры. Аппарат работал как огромная лупа.
От радости у меня навернулись слезы. Я с криком вскочил: «Обалдеть, я снова вижу!» Как непоседливый маленький мальчишка, я покачивался на стуле, пока читал математические задачи.