Э клана Мишильер - Макс Мах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Или он есть, — поправился Зандер, — но не спешит до времени раскрывать свое инкогнито… Играет из тени, что для телепата весьма удобно».
К сожалению, Зандер мало знал о семье герцогини Перигор, и те имена бенефициаров, которые могли бы претендовать на её титул никак не вязались с той сложной многоходовой комбинацией, какой представлялся Зандеру этот заговор. Тут явно должен был быть кто-то ещё. Кто-то, кого никто не берет в расчет, просто потому что его как бы не существует. Но он есть, вот в чем дело. И его следует найти раньше, чем он сделает свой следующий ход.
«Надо бы поговорить с Марией… — решил Зандер, разложив все мысли по полочкам. — Аккуратно и, разумеется, с глазу на глаз. Вдруг что-то прояснится? И ещё нужно как можно скорее увидеться с Тристаном и рассказать ему об этом новом повороте сюжета…»
А пока суд да дело, сев за свой любимый письменный стол, Зандер тщательно записал все, что узнал по поводу покушения на олимпийском стадионе, присовокупив к фактам свои размышления, догадки и гипотезы. Затем он достал из тайника, который в силу своего устройства служил Зандеру так же магическим сейфом, «Машинку Ван Шоугуаня» — артефакт, который в Европе называли «Multiplicans scriptum»[77], и скопировал составленный документ — «Меморандум князя Трентского» — в четырех экземплярах. Эти артефакты стоили довольно дорого, так как их привозили издалека — из самой Цинской империи, — но зато позволяли копировать секретные документы, не привлекая к этому делу лишних людей. К тому же «Машинка Ван Шоугуаня» делала это куда быстрее, чем писец или пишбарышня, и никогда не ошибалась.
Закончив с копированием текста, Зандер разложил свой меморандум по отдельным конвертам. Затем две копии спрятал в тайник, ещё один конверт, надписав на нем адрес принцессы Эвы Сабинии, положил на поднос с исходящей почтой, а четвертый — сунул во внутренний карман того пиджака, в котором собирался отправиться утром в палаццо Коро. Было уже без четверти одиннадцать вечера, — не самое подходящее время для звонков по телефону, — но Зандер набрался наглости и, созвонившись с секретарем тана Мишильера, назначил встречу с Тристаном на девять часов утра. В конце концов, они уже настолько сблизились, что их можно было считать друзьями, и, если так, то он никоим образом не нарушил правил приличия.
Итак, первоочередные дела были наконец сделаны, настроения «что-нибудь почитать» или «поделать что-нибудь умное и полезное» не было и в помине, — что резко отличало нынешний его модус операнди от прежнего, когда он ещё не участвовал в Турнире, — и Зандер решил сходить куда-нибудь, куда неловко идти в компании юных дев. Мест таких в городе было довольно много, но Зандер прежде в них не бывал. А между тем, для мужчин это ведь тоже являлось частью светской жизни, и, значит, пришла пора ему отметиться в каком-нибудь знаковом вертепе порока, например, в модном в этом сезоне ночном клубе «Экстраваганца»[78]. И, что характерно, там, в таком месте одиннадцать часов вечера — это не ночь, а едва ли не ранний вечер, потому что главные события, как объяснили Зандеру сведущие люди, происходят в такого рода местах далеко за полночь.
Клуб располагался неподалеку от бульвара Сигиберта в Свечном переулке, вернее на крошечной площади, замыкавшей переулок. Автомобили проехать туда не могли, — во всяком случае, не к фасаду и парадному входу в «Экстраваганцу», — поэтому Зандер доехал на такси только храма Капитолийской Триады[79], а дальше пошел пешком. В Свечном переулке, начинавшемся сразу за храмом, как и на самом бульваре, было довольно людно. В радиусе пяти минут неспешной ходьбы располагалось полторы дюжины баров, ресторанов, клубов и варьете, однако, чем ближе подходил Зандер к самому клубу, тем больше менялась публика. Во-первых, исчезли женщины, а, во-вторых, дороже и экстравагантнее стали костюмы мужчин. Зандер, в отличие от большинства завсегдатаев клуба, одет был довольно сдержано, если не сказать консервативно, — темно-серая пара, белая рубашка и темно-синий галстук, — но зато вокруг было полно молодых мужчин в костюмах из ярких тканей, красной, оранжевой или желтой, и даже в расписанных цветами пиджаках. Впрочем, никто на Зандера не смотрел с осуждением. Здесь царила полная свобода, и каждый одевался так, как хотел. Одно это показалось Зандеру занимательным. Такой пестроты нарядов он у мужчин ещё нигде не встречал. А вот клуб ничего любопытного или экзотического предложить ему не смог. Голых танцовщиц он уже видел, — ещё в июле его зазвали как-то на чисто мужскую вечеринку со стриптизом и дорогими проститутками, — а совокупление на сцене ничем особенным не отличалось от соития в «других декорациях». Он так, между прочим, сам учился ублажать женщин. Сидел в кресле и смотрел, как нанятый им жигало обихаживает молодую красивую проститутку. В тот момент, к слову, он не испытывал ничего похожего на возбуждение или похоть, поскольку по ходу обучения боль прокатывалась по его телу волна за волной, не оставляя места для всяких глупостей. Но зато через пару дней, он смог повторить с той же самой женщиной все виденные им в тот памятный день трюки и экзерсисы. Но и тогда он был слишком занят техникой соития, чтобы дать волю эмоциям. С тех пор прошло уже довольно много времени, и в его жизни появилась Анаис д’Антиньи, с которой он познал, наконец, все прелести плотской любви. Однако теперь ему было уже неинтересно смотреть на то, как незнакомый мужчина имеет во всех позах незнакомую ему женщину. Оба были молоды и красивы, и в дополнение к этому невероятно техничны, но, наблюдая за ними, Зандер не получил никакого удовольствия: ни полового, ни эстетического, вообще никакого. Впрочем, цель посещения клуба была уже достигнута, его видели в «Экстраваганце», с некоторыми из гостей он даже выпил и обменялся впечатлениями по поводу статей выступавших в клубе танцовщиц, так что в начале третьего он решил, что с него достаточно и пошел домой. Вернее, пошел к бульвару, чтобы взять там