История в стиле хип-хоп - Гор Пта

— Говоря о Юге, ты чуваков вроде мини-Гитлера и его Гестапо имеешь в виду? — В тот момент мини- Гитлер был королем хип-хопа Южного побережья.

— Я бы предпочел не называть имен, но музыка-то одна, и, по-моему, это все очень грустно, потому что на самом деле на Юге есть очень талантливые ребята, правда, среди андеграунда. Так уж происходит. Печально, но мейнстрим по большей части — полная хрень.

— Ну, знаешь, ты продал более десяти миллионов копий, и тебя тоже считают мейнстримом.

— Я знаю, поэтому и говорю — по большей части.

— А что ты думаешь о том, что теперь у каждого продюсера есть свой белый рэпер?

— Ну, по мне, если ты хорошо пишешь и рэп читать умеешь, я буду тебя слушать несмотря ни на что. Но ведь среди белых есть только один с настоящим талантом, который нельзя отрицать. Остальные просто... на уровне. Давайте спокойно к этому относиться — понятно же, что их раскручивают именно потому, что они белые. То есть белому достаточно быть просто на уровне обычного черного рэпера, чтобы заслужить уважение. Думаю, их так поддерживают только потому, что удивлены, как это вообще белые умудряются достойно читать рэп. Мода ли это? Я надеюсь, что просто мода. Потому что без всякого расизма говорю, не хотелось бы, чтобы с хип-хопом произошло то же, что и с рок-н-роллом. Если вовремя не остановиться, дойдет до того, что следующее поколение черных ребят уже не будет признавать хип-хоп своей музыкой.

— Ну, Безупречный, ты меня поражаешь. Ты, я погляжу, изменился. Раньше ты таким красноречивым не был. А тут просто откровение за откровением.

— Я же уже сказал, мы все меняемся. Все должны расти. Видеть картину целиком.

Услышав это, Ганнибал почувствовал себя так, словно Безупречный украл его слова.

— На этом свете много чего важного помимо машин, девочек и бриллиантов. Скажем, мой друг Мумия все еще приговорен к смерти за то, чего не совершал, как всем известно[7]. Или на Рэпа Брауна[8] посмотрите,или на Пелтиера[9]. И вообще, если говорить о тюрьме- слишком много наших находится там, и они все прибывают и прибывают. Африка умирает от СПИДа, копы нас отстреливают, и им это сходит с рук, людей сводит сума религия, весь этот терроризм. Вечно одно и то же: невинные умирают за чужие грехи. А Америка уже готова отправиться в крестовый поход, будто бы против терроризма во всем мире, против какого-то мирового зла, хотя она сама давно уже в это мировое зло превратилась. Что ж мы против собственного терроризма не боремся? Против Клана, будь то в белых балахонах или без них, веками измывающегося над черным народом. Но об этом ни слова. Нет, ни в коем случае. Стоит заикнуться об этом — и будто на стену натыкаешься. Так же, как и о репарациях. Интересно, почему все остальные их получили — от евреев и японцев до индейцев — в той или иной степени, а мы нет? Когда наступит наш черед? Мы слишком долго мучились ни за что. Это нужно изменить и об этом нужно разговаривать. И мы будем говорить, чувак.

Речь Безупречного всерьез обеспокоила Ра. Он хотел разговорить своего гостя, но и не думал, что все зайдет так далеко. Большинство рэперов теперь о таком и не заикались. А те, кто все же пытался что-то сказать, не входили в число популярных. Ра был под впечатлением и даже слегка напуган, его энтузиазм потихоньку угасал; в глубине души он мечтал, как можно быстрее убрать Безупречного из эфира.

— Я понимаю тебя, брат. Ты тут о серьезных вещах говоришь.

— Все дело в том, что когда-то о хип-хопе и его важнейших представителях будут книги писать, да и сейчас уже пишут. И вопрос в том, что о тебе запомнят: хватит ли только на абзац или на целую главу? Вот о чем должен думать каждый, подходя к микрофону. Обо мне точно целая глава будет. Я не сомневаюсь. Обо мне и книжки напишут. Пусть даже я сам буду их автором.

— Так ты думаешь, что с годами хип-хоп начнут в школе изучать?

— Именно, совсем как Шекспира. Стихи на все времена.

— Ну и кем ты в результате себя видишь?

— Ну, не знаю. Кем-то вроде Майкла Джексона.

Такой ответ удивил Ра, показался ему чересчур странным.

— Вроде Майкла Джексона? Не понял. Попсой что ли? — спросил он.

— Да нет. Королем. А Бык здесь и рядом не валялся.

— Понимаю тебя, Без, теперь понимаю. Мой режиссер говорит, что мы уже выходим из графика и нужно закругляться. Но Безупречный, дружище, хочу поблагодарить тебя. Отличное интервью. Надо бы повторить.

— Да, Ра, здорово прошло. Спасибо, что позвал.

— Всегда рад, всегда рад, Безупречный. А теперь у нас небольшая пауза. С вами Ра, это «HRU», и скоро услышимся.

Ганнибал выключил радио.

— Не, ну ничего себе, — сказал Мук. — «А Бык здесь и рядом не валялся». Последнее заявление Безупречного было очевидным выпадом против Ганнибала, Мук мог и не повторять.

Ганнибал слышал, и теперь все внутри у него закипело от этих и других слов Безупречного. Он продолжал рулить молча.

— Пацан нарывается, — через минуту все-таки произнес Ганнибал. — Ну так нарвется, а мы посмотрим.

Безупречный вышел из студии «HRU» прямо в жуткую жару. Он только и мечтал поскорее забраться в свой лимузин, но возле машины толкались человек тридцать фанатов — они уже потом изошли, ожидая его. Без решил дать несколько автографов. Среди толпы он заметил парня в малиновой рубашке и синих джинсах, чем-то напоминавшего его самого.

— Йо, Без, я твой давний фанат, автографа мне не надо, можно просто обнять тебя? — спросил парень.

Безупречный не возражал, и они сошлись. Вдруг парень прижался к нему крепче, чем Безупречному хотелось бы, и прямо в ухо ему прошептал:

— Скажи, Безупречный, ты террорист или был им когда-нибудь?

Услышав это, Безупречный быстро отстранился, но парень улыбнулся ему:

— Да я просто пошутил, чувак.

Все это было очень странно, и Безупречному стало не по себе. Он залез в машину и почти уже отъехал, когда пацан прокричал ему вслед:

— Слова — мощная штука. Надо бы с ними поосторожнее. Сам не знаешь, к чему они могут привести.

Безупречный стоял в кабинете Хеннесси, скрестив руки на груди, и смотрел на отливавшее малиновым вечернее небо Нью-Йорка. Целое море зданий, куда ни посмотри, а в самом центре, словно за окошком стиральной машины, — вакуум: белое пятно возвышающихся надо всем стальных крепостей капитализма.