Подлодки адмирала Макарова - Анатолий Матвиенко

«Катран», покоившийся на кильблоках, уже приобрел исходный вид, работы велись внутри. Берг по лесенке забрался на палубу и оттуда в рубку.

Корабль отличался от «Щуки» как современный локомотив от первого паровоза Стефенсона. Рубочный лаз в надстройке пропущен меж двумя рядами торпедных аппаратов. В каждом из них по три маховичные торпеды одна за другой. У каждой свой разгонный мотор, поэтому все шесть можно выпустить за тридцать секунд.

Ходовые огни и внутреннее освещение электрические. Лодыгин до сих пор ненавидел Берга за поношение «электролета» и прочих безумств. По справедливости он должен быть благодарен капитану, что избавился от пустых замыслов и занялся полезным делом. Теперь богат, лампочным промыслом Россию охватил.

Лодка улучшила обитаемость. Для отдыха — подвесные койки, по одной на трех членов команды, у капитана своя. Появился крошечный камбуз с камельком и запасом продуктов на шесть дней.

Штурман приобрел отдельное место рядом с центральным постом. Под водой настолько сложно счислять свое положение, что непочетная роль штурмана, существа неполноценного в надводном флоте, на лодке поднялась до вахтенного офицера. Мало кто верит, на субмарине штурман может в старпомы вырасти, откуда прямая дорога к должности командира корабля.

Что совершенно негоже для офицеров старой закалки, под водой нет деления на офицерский ют и матросский бак. Да и матросов первой и второй статьи лишь трое. Остальные — специалисты. Кондукторы, боцман, боцманаты, слухач. Большая часть экипажа — унтеры.

Вопрос с командами сложный. Капитан-лейтенант Михаил Федорович Ланской остался в Кронштадте командиром Балтийского отряда. Кроме старой «Щуки» у него в подчинении «Барракуда», «Александровка» и на подходе лодка серии «Катран». Капитанами у Ланского гардемарины. Чуть более опытных офицеров и унтеров Берг увел на юг, полагая, что в текущем году войны на Балтике не будет, а к новому сезону Ланской обстругает следующих, выделывая из сучковатых деревянных выпускников настоящих подводников.

Переведенные в Николаев офицеры ворчали. Служба в Кронштадте зимой — сущая синекура, очень изредка в наряд, в остальное время приятная праздность и столичные развлечения. Можно выпить, раскинуть картишки, сводить приличную даму в театр на «Чесменскую битву», а чуть менее приличную сразу в нумера. Кавторанг остался глух к их стенаниям. Он втолковывал простую вещь: в этом или следующем году на лодках идти в бой. Никто не знает, будет ли время устранить грехи, которые можно выявить надзором при сборке.

Пустая труба минного заградителя «Кальмар» поодаль кишела рабочими, стыкующими с ней балластные систерны. Пятьдесят якорных мин во чреве заставили сократить торпедное вооружение — лишь пара снарядов с маховичным двигателем.

Офицеры и кондукторы присматривали за качеством сборки, а вооруженные берданками матросы постоянно несли стражу вокруг корпусов и средь ящиков с лодочной снастью. Они стерегли субмарины не от турецких лазутчиков. Малороссия — та же Россия. Воруют.

Обещанные сроки как всегда сорвались. К спуску на воду годен лишь «Катран». Заводское начальство успокаивало: все одно лиман во льдах.

3 марта, ломая тонкий весенний панцирь, к Николаеву поднялся Макаров на пароходе «Великий Князь Константин», пришвартовавшемся у причальной стенки. В предчувствии войны Степан Осипович напоминал борзую, заслышавшую лязг заряжаемых ружей и прочих верных знаков охоты. Управляющему сунул в нос адмиральский приказ: если через неделю «Кальмар» не окажется в воде, отправить заводчика в Петербург в кандалах.

Перед тем как подняться обратно на пароход, неугомонный капитан-лейтенант схватил Берга за рукав.

— Знаешь, Александр, ночью сон мне явился, отвертеться от него не могу. Сжалься, послушай. «Константин» по льду идет — толкает форштевнем и ломает его. А как толстый слой порушит, сдается мне, порвет борт или застрянет.

— Для хода во льдах у него недовольно прочное устройство и машина потребна в десятки тысяч индикаторных сил. Что ж снилось, друг ситный?

— Пароход со скошенным форштевнем, как таран, но над ватерлинией. Корпус — да, как у броненосца, и машина изрядная. Чтобы наклонный нос на льдину накатывался, не бил ее, как колун, а сверху раздавливал. И борта круглые, чтоб не сдавило во льдах, а наверх выперло.

— Экий ты мечтатель. Уйми порывы. Побьем турка — построишь свой кривоносый броненосец.

«Катран» последовал за «Константином». Берг, стоя на рубочном мостике, молился, чтобы плавающие льдины, вылетевшие из-под винта парохода и отбитые острым форштевнем подлодки, не зацепили и не погнули горизонтальные рули. Помимо воли возвращался к задумке Макарова — действительно здорово. В той же Балтике зимой, где восток Финского залива всегда замерзает, ледокол может проложить дорогу канонерке или подлодке. А коли во льдах пленен неподвижный и беспомощный неприятель, его расстрелять, что на учениях.

Заводские огрехи удалось исправить прямо на Севастопольском рейде, после чего Александр огорошил адмирала Аркаса и Макарова предложением совершить практический рейд в Мраморное море.

— Понимаете, кавторанг, чем грозит ваш провал? — рассердился командующий. — Обнаружив боевой корабль, тайно крадущийся в османских водах, турки из виноватых и презираемых всеми странами тут же выйдут пострадавшей стороной.

— Боевой сиречь вооруженный. Торпеды в подпалубном пространстве я зря возить не хочу. Сырость им не во благо. Мне же проверить нужно, как к Золотому Рогу подобраться сразу пятью лодками.

Макаров покачал головой.

— Я не рискнул бы. Глубины там давно промерены и невелики. Только у устья более семидесяти футов по главному фарватеру, дальше — меньше. Ширина до восьмидесяти саженей, не развернуться без всплытия.

— Знаю, господа. Затем залив расширяется, там больше полутороста саженей, на перископной глубине можно развернуться. Это аккурат напротив стоянок их главных сил. В узком устье сам бог велит мины поставить, пусть мусульмане салютации возрадуются. Но я не пойду внутрь залива, одним глазком гляну. До Мраморного моря и назад, итого семьсот миль. «Катран» имеет запас на восемьсот, к тому же отправляемся без торпед. За шесть суток обернусь.

Аркас и Макаров переглянулись.

— Формально, Степан Осипович, кавторанг Берг не ваш подчиненный. Вы отдаете ему одну подлодку, и в Севастополе два отряда. Так что мне решать.

— Так точно, ваше превосходительство. Приказать не могу, посему лишь ходатайствую. Я давно знаю Александра Маврикиевича, он зазря и сгоряча в авантюру не влезет.

— Стало быть, с богом. Приказываю следовать к Босфору, там по обстоятельствам. При самом малом сомнении в исправности лодки немедля вернуться назад.

— Есть, ваше превосходительство! — вытянулся Берг.

Хмурым мартовским вечером «Катран» растворился в сгущающихся сумерках. Экипаж, предупрежденный о шестидневном вояже, не знал главного — у входа в пролив лодка не остановится и тайно пойдет дальше.[11]