Священный изумруд апостола Петра - Наталья Александрова

Я был запуган происходившим в то время беспределом, причем боялся не столько за себя самого, сколько за свою семью. Поняв, что Николая Львовича невозможно отговорить, я поехал домой, быстро собрал то, что можно, купил билеты до Хельсинки и в тот же день вместе с семьей уехал из страны.

Из Финляндии я вылетел в Штаты, преподавал там в разных университетах, а потом уж перебрался в Аргентину, где мне предложили хорошую работу.

Вот так с тех пор и живу, – Михаил Викентьевич повесил голову и тяжко вздохнул. – Позже я узнал, что Николай Львович сделал честную экспертизу «Белинды» и остался жив. Видимо, как он и говорил, помогли влиятельные знакомые.

А вот тот эксперт, который провел фальшивую экспертизу, попал на скамью подсудимых.

– И погиб в тюрьме, – добавила Агния.

– Да, я слышал об этом… Насколько я знаю, у него остались вдова и сын-подросток…

– Подросток? – переспросила Агния. – Сейчас он должен быть взрослым человеком, ему больше тридцати лет.

– Да, разумеется, но я ничего о нем не знаю. Слышал только краем уха, что вдова Арсения Овсиенко после всех этих событий попала в больницу с тяжелым нервным расстройством.

– Неудивительно! – проговорила Агния. – Перенести такое… ее муж был известным, уважаемым человеком – и вдруг против него выдвинуты серьезные обвинения, он попал на скамью подсудимых, а потом был убит уголовниками… тут мало какая психика выдержит!

– Вот именно… впрочем, что с ней и ее сыном стало потом, я не знаю. Но хочу сказать, что жена Арсения Овсиенко отчасти сама была виновата в происшедшем. Я не был близко знаком с их семьей, но у нас были общие знакомые, и я слышал от них, что жена Арсения была требовательной, избалованной женщиной, она постоянно требовала от мужа денег, дорогих подарков, очень дорого одевалась, обожала драгоценности.

Это в то тяжелое время! А Овсиенко обожал свою жену и ни в чем не мог ей отказать. К тому же он, хотя и был авторитетным ученым и крупным специалистом, зарабатывал немного. Поэтому и согласился сотрудничать с криминальными авторитетами, делал для них фальшивые экспертизы. Понятно, что раньше или позже это должно было кончиться трагически. А вдова, вместо того чтобы сидеть тихо или вообще уехать из страны навсегда, начала поднимать шум. Ходила по кабинетам, кричала, что ее мужа подставили, что это была целая организация, в которой состояли многие уважаемые люди, облеченные властью. Что деньги, которые получал ее муж, – это ничто, капля в море, что основное уходило на счета за границей этим самым мифическим заговорщикам.

Улик у нее, разумеется, не было никаких, она ссылалась на какие-то разговоры, якобы подслушанные ею случайно, так что ей никто не верил. Но кое-кто все же заинтересовался, а куда же все-таки делись деньги. Потому что… – тут Белоцерковский посмотрел на Агнию опасливо и еще больше понизил голос: – Судя по всему, афера была огромной. Только в те лихие девяностые можно было так развернуться.

Так вот, и деньги должны были быть не просто большие, а очень, очень большие. Но денег так и не нашли. У вдовы конфисковали все, и это действительно была капля в море.

Белоцерковский отпил воды из стакана Агнии.

– Не смотрите на меня с таким недоверием, Агния, – сказала он, – в ваших глазах я читаю вопрос: откуда он все знает в таких подробностях, если уехал за границу и с тех пор не был в России двадцать лет?

– Действительно, хотелось бы знать, – холодно заметила Агния.

– Лет через десять я случайно встретил на Майорке одного человека… Не буду называть фамилию, она вам ничего не скажет. Мы столкнулись в отеле, я был там по делам, а он, я так понимаю, просто отдыхал. В свое время, еще в России, мы сталкивались по делу о краже картины из Эрмитажа. Он работал в одной очень важной и секретной организации – тогда, подчеркиваю, а не в то время, когда мы случайно столкнулись в холле отеля. Он узнал меня сразу – у таких людей, знаете ли, память профессиональная, они ничего и никого не забывают. Мы немного посидели в баре, он рассказал мне, что занимался как раз той крупной аферой, от него я и знаю подробности.

– Что же это он с вами так разоткровенничался? – недоверчиво усмехнулась Агния.

– С тех пор прошло десять лет, все давно уже забылось. Вдова Овсиенко умерла, следы его сына затерялись. Денег, кстати, и следа не нашли, и мой собеседник, крепко выпив, сказал, что знает несколько имен, на чьи счета в Швейцарии или на Каймановых островах перекочевали эти деньги. Тут я поскорее с ним распрощался, потому что мне-то уж совсем ни к чему было знать те фамилии. Как у вас говорят: меньше знаешь – крепче спишь…

– Это точно… – протянула Агния.

– Так вот, моя дорогая, я рассказал вам все, что знал. – Белоцерковский прикоснулся к руке Агнии. – Мне очень жаль, что так случилось с Николаем… с вашим дедом. Но вряд ли мой рассказ поможет вам понять, кто его убил.

– Понимаете… – Агния говорила неуверенно, – …дед был очень хорошим человеком, друзья его любили, в профессиональной среде – уважали. Он был очень порядочным и честным, но вовсе не «не от мира сего». То есть просто так к нему в квартиру незнакомый человек войти не мог. Потому что замки у нас очень хорошие, и сигнализация самая современная.

– Верю, – кивнул Белоцерковский.

– То есть все единогласно сходятся на том, что дед сам впустил его в квартиру.

Агния говорила безлико – «он», «его», – потому что не хотела произносить это страшное слово «убийца».

– Но незнакомого человека дед никогда не принимал дома. Он назначал встречу где-нибудь в антикварном салоне или в клубе…

– Тем более это доказывает, что та история не имеет к его смерти отношения! – с горячностью сказал Белоцерковский и поднялся с места. – Агния, дорогая, прошу вас, примиритесь вы с его смертью. Живите дальше. И будьте осторожны.

Он повернулся и вышел.

«Никогда не примирюсь», – подумала Агния, глядя ему вслед.

Подходя к дому, Аня почувствовала в своем кармане едва ощутимую вибрацию.

Она внезапно вспомнила, как в детстве поймала большого черного жука и посадила его в спичечный коробок. Этот коробок Аня взяла с собой в школу. Жук пытался выбраться на свободу, усиленно работал лапками, и коробок так же вибрировал.

Но теперь у нее в кармане вибрировал не коробок, а мобильный телефон, поставленный на вибросигнал.

Аня достала телефон, взглянула на дисплей, поднесла телефон к уху.

– Здравствуйте, Ирина Борисовна! Вам удалось что-то узнать?

– Да, – ответила ее собеседница вполголоса. – Это очень необычные вещества. На одной стреле – яд радужной скарпены, один из самых смертоносных ядов животного происхождения, на другой – яд гвинейского шилохвоста. Вы были правы, он несмертелен для человека, но вызывает глубокий сон…

– Скарпена? Шилохвост? – удивленно переспросила Аня. – Это кто такие? Змеи, что ли?