Путь в Царьград. Бремя русских - Александр Харников

Стол у Ильи Николаевича ломился от поздних фруктов, и на нем всегда была только что выловленной в проливе рыбы. Правда, знаменитая хурма была жесткой, как камень, и имела противный вяжущий вкус. Экономка, статная чернобровая женщина, объяснила, что по-настоящему хурма созревает только после первых холодов, лучше всего, когда выпадет снег. Так что не стоит спешить, каждому овощу еще настанет свое время. А пока господин Ульянов может услаждать свой вкус сочными яблоками и сладкими, нежными, как кожа шестнадцатилетней девушки, грушами.

Глава же семьи рассказывал Илье Николаевичу о том дне, когда под ударом югоросских военных, как вихрь ворвавшихся в Дарданеллы, рухнула Оттоманская империя, и на землю древней Византии пришло долгожданное освобождение от турок. Рассказал он и о том, как в спешке бежали хозяева вилл, как бесчинствовали мародеры, и как югоросские солдаты расстреливали грабителей прямо на месте преступления.

Старший сын семьи Папулисов, Димитриос, с первых же дней записался в народное ополчение, которое после стало Национальной Гвардией. Его батальон нес охрану побережья пролива, и Димитриос, навещая родителей, неизменно добавлял к рассказам отца и свои пять копеек…

Пакетбот, сбросив ход, подходил к пристани. Были уже видны лица стоявших на верхней палубе пассажиров. Илья Николаевич старательно выискивал взглядом своих родных, затерявшихся где-то в этой толпе. Позаимствованный у соседей большой тарантас, способный за раз перевезти всю большую семью Ульяновых вместе с багажом, стоял тут же недалеко от причала, вместе с другими разномастными транспортными средствами. Кстати, тем соседом, у которого Георгиос Папулис позаимствовал сие средство передвижения, был не кто иной, как известный французский журналист и романист, месье Жюль Верн.

Причальная вахта приняла брошенные с борта пакетбота швартовы, а Илья Николаевич наконец-то увидел своих, с саквояжами и баулами собравшихся неподалеку от того места, где два матроса готовились опустить на пристань пассажирский трап. Застывшая как изваяние в своем сером дорожном платье Мария Александровна, прижимающая к себе уже тяжеленького трехлетнего Дмитрия. Рядом с матерью стояла, держа в руках тяжелый баул, не по годам крупная и немного неуклюжая пятнадцатилетняя Анна. Рядом с ней, держа в руках увесистый чемодан, перехваченный кожаными ремнями, прислонившись к поручням, стоял заметно вытянувшийся и почти сравнявшийся ростом с сестрой одиннадцатилетний Александр. Тут же, неподалеку от супруги и старших детей, Илья Николаевич заметил прижавшихся к леерам плотненьких, кругленьких, похожих друг на друга, как два близнеца, семилетнего Владимира и шестилетнюю Ольгу.

Илья Николаевич помахал шляпой. Первым его заметил Володя и начал радостно подпрыгивать, размахивая руками. В этот момент наконец-то трап был установлен, и на берег хлынула первая волна пассажиров. Ульяновы сходили с пакетбота одними из последних. При этом двое дюжих матросов помогали им нести многочисленный багаж.

Пока Георгиос грузил в тарантас многочисленные узлы и свертки, а Володя с Ольгой с интересом глазели по сторонам, Илья Николаевич успел обменяться с Марией Александровной торопливым сухим поцелуем, забрать у нее с рук Дмитрия и спросить:

– Как добрались, Мари?

– Спасибо, хорошо, – ответила ему супруга, осматриваясь вокруг.

В этот момент с противоположной стороны пролива, из Перы – азиатского пригорода Константинополя – донесся крик муэдзина, призывающий правоверных ко второй, предполуденной молитве Всевышнему.

– Господи, – вздохнула Мария Александровна, – какая глушь, Илья! Ведь это настоящий край света.

Ульянов пожал плечами. Да, переправившись через пролив, можно было купить себе немножечко искусственного счастья: опия, гашиша, закатанных в ковер молоденьких девочек или не менее молоденьких мальчиков. Любителей таких незаконных удовольствий ловили вездесущее и ужасное КГБ и летучие отряды Национальной Гвардии. Пойманных негодяев либо вздергивали высоко и коротко, если их преступление было тяжким, либо высылали на родину без права возвращения. Обо всем этом Илья Николаевич знал, ибо приют, куда помещали освобожденных из неволи малолетних секс-рабов, уже проходил по линии его министерства. Но, в конце концов, не рассказывать же такие жуткие подробности жене прямо здесь и при детях.

– Мари, – сказал Илья Николаевич вместо этого, – ты ошибаешься. Уже сейчас столица Югороссии – это фактически центр мира. Ты же сама видела, сколько народа стремится посетить этот город. Тут еще не так все хорошо устроено, как в Петербурге – в конце концов, османы властвовали здесь целых четыреста лет. Но в центре у нас все почти по-европейски…

– Кстати, – сказала Мария Александровна, залезая в тарантас и устраиваясь на скамейке, – в Одессе случилась одна история, которая оставила у меня странное чувство… Илья, скажи, ты что-то натворил?

– Я? – удивленно пожал плечами Илья Николаевич. – Вроде ничего.

– Не верю, – ответила ему супруга, когда Георгиос щелкнул кнутом и тарантас тронулся. – Вот, послушай, что произошло. В Одессе мы не могли купить билетов на пакетбот – все было продано на несколько дней вперед. В гостиницах мест тоже не было. Тут, действительно, прямо настоящее паломничество, того и гляди вся Россия переедет на местожительство в Константинополь.

Тогда я, как ты написал мне в своей телеграмме, пошла искать представителя Югороссии. Очень милый, кстати, молодой человек, даром что военный. Но когда я сказала, что еду к мужу и назвала свою фамилию, то он на меня ТАК посмотрел, что я просто почувствовала себя неловко.

Этот молодой человек, лейтенант кажется, я в этих вещах плохо разбираюсь, отдал нам свою так называемую «бронь» на ближайший рейс, нашел людей, которые помогли нам перенести багаж. И вообще, он вел себя так, будто перед ним стояла не супруга директора народных училищ, а, как минимум, путешествующая инкогнито царствующая особа.

Илья Николаевич лишь пожал плечами и вздохнул. Он категорически ничего не понимал. Очевидно, произошло какое-то недоразумение, из-за которого он теперь не знает, что и сказать супруге.

Мария Александровна поняла его удивление и вздох совершенно по-своему. Она сурово нахмурила брови, и сказала:

– Илья, все это было очень странно, и я настаиваю на том, что ты должен мне все без утайки рассказать. И немедленно! Я тебя внимательно слушаю…

5 октября (23 сентября) 1877 года. За час до полудня. Санкт-Петербург. Гатчинский дворец. Штабс-капитан гвардии Николай Арсеньевич Бесоев

Сегодня мне дозволено сопровождать ее императорское высочество Марию Александровну во время ее прогулки с детьми по парку. На самом деле принцесса Мария решила помочь нам с Энн Дуглас возобновить свое знакомство, так сказать «без отрыва от производства».

В прошлый раз судьба и дела служебные разбросали нас в разные стороны. Но сейчас обстоятельства свели нас снова, и грех этим не воспользоваться. Только сейчас, увидев эту рослую, сильную и храбрую девушку, я понял, что меня тянет к ней с неодолимой силой. И нет никакого желания сопротивляться этому притяжению.