Антиквар - Александр Бушков

Смолин замолчал, уставился на собеседника с недвусмысленныможиданием на лице. Его чуточку беспокоило, что взгляд актера остаетсяравнодушным и тусклым: ни капли интереса, ну буквально ни капли, чтоб его… Аведь нельзя сказать, что этот субъект, названный в честь забытого греческогогероя, купается в деньгах – зарплатка в оперетте небогатая, правда, Манолис,как мимоходом вызнал Смолин, порой и в рекламе снимается, но редко, и не встолицах, в Шантарске, а это совсем другой формат. В квартире не видно бедности– но и особой зажиточности не наблюдается… Да мать твою, за такое предложениехватаются зубами и когтями, ножки целуют, благодетелем именуют со слезами наглазах…

У него упало сердце – фактурная физиономия актеришкиоставалась равнодушной, скучающей, неправильной. Даже брезгливой чуточку,словно Смолин ему предложил нечто непотребное вроде устройства борделя смалолетками или, прости господи, вступления в «Яблоко»…

– Василий Яковлевич, это, конечно, интересно… –протянул Манолис с той же плохо скрываемой брезгливостью. – Это, как я ужеговорил, напоминает старую пьесу… Вот только меня, простите, ваше предложениене интересует совершенно. Какие, откровенно говоря, пошлости… Торговать памятьюпрадедов…

– Землицей прадедов, – осторожно поправилСмолин. – А это уже другое. Не родными могилами, в конце концов…

– Все равно. Вам трудно понимать психологию людей нашегокруга… как мне, безусловно, трудно проникнуть в психологию вашего. МилейшийВасилий Яковлевич, простите за высокие слова, но я – человек искусства, –он мимолетно оглянулся на увешанную фотографиями стену с таким самодовольным идаже где-то триумфальным видом, что Смолин внутренне передернулся. – И ненамерен окунаться в эту вашу коммерческую грязь – участки, реституции, доллары…

– Десятки тысяч долларов, – сказал Смолин тихо.

– Тем более. Да, среди моих предков были… коммерсанты.Но было и немало истинных интеллигентов, ставивших духовное выше всего… этого.Вам трудно понять, конечно, но постарайтесь уж: есть люди, которые живут отнюдьне по тем жизненным ценностям, которые вы лелеете. Если бы я согласился на вашепредложение, непременно предал бы что-то высокое, благородное, неизмеримопревосходящее по ценности ваши пошлые доллары…

Он говорил, не глядя на Смолина, полузакрыв глаза, явноупиваясь собственными словесами. Самое ужасное было, что Смолин уже понимал:его собеседник говорит искренне. Ему и в самом деле ничего этого не нужно,думал Смолин, пребывая не то что в растерянности, а даже в некоторой панике.Он, изволите ли видеть, выше этаких пошлостей…

Дурак – самое страшное, что может попасться на пути деловогочеловека. Особенно если это интеллигентный, творческий дурак, от которого, какв данном случае, зависит огромаднейшая прибыль, которую другим путем попростуне получить…

Он уже сталкивался с подобным – в девяносто втором, вСвердловске. Был там наследничек. Покойный его отец еще в тридцать восьмомзанял немаленький пост в танковой промышленности – и на пенсию ушел уже приБрежневе. Так что у наследничка имелся громадный архив, в котором главным былидаже не ордена и всевозможные почетные знаки, сами по себе недешевые, но добрыйкилометр бумаг, и каких! Десятки документов с личными подписями Великого Вождяи членов Политбюро, наркомов, маршалов, генералов, собственноручные письмаБерии, Курчатова, Ворошилова, Жукова. Уникальные фотографии, книги савтографами, за которые из библиофилов можно было всю кровь выпить… И много ещеинтересного, относившегося к временам уже хрущевским.

Вот только наследничек, интеллигентское быдло с кандидатскимдипломом каких-то околовсяческих наук, оказался клиническим перестройщиком, какпревеликое множество подобных ему бездарей. Все, хоть каким-то боком связанноес «проклятыми коммуняками», он на дух не переносил – а потому набил однажды тринемаленьких мешка из-под картошки «сталинским дерьмом», как он сам все этоохарактеризовал с нехорошим блеском в глазах и слюнями на реденькой бородушке,и отволок на свалку. И произошло это месяца за два до того, как Смолин сосвердловскими коллегами на него вышли – так что бесполезно было кидаться к мусорнымбакам. Сколько лет прошло, но ни единой вещички или предмета из этого так нарынке и не всплыло, а следовательно, сокровища погибли безвозвратно. ВЕкатеринбурге эту историю до сих пор рассказывают новичкам – а те, парнишкинасквозь современные, порой и не верят…

– Так что, простите великодушно, помочь вам ничем немогу, – услышал он вальяжный до омерзения, пафосный голос. – В этугрязь лезть решительно не намерен. Надеюсь, вы никакого ущерба не понесли?

– Да какой там ущерб… – пробормотал Смолин уныло.

Он смотрел на красавицу Риту – вот у нее в глазахнаблюдалось нечто определенно похожее на живой интерес. Женщины – созданияпрактичные, красавицы особенно, они-то прекрасно понимают, сколько интересныхвещичек можно купить в нынешних магазинах…

Смолин ощущал себя настолько беспомощным, что послалкрасавице прямо-таки умоляющий взгляд.

И она, самое интересное, поняла!

– Манолис, – сказала она осторожно. – Может,стоит подумать как следует? Если все честно и законно…

Повернувшись к ней уже не особенно и вальяжно, супругбуквально ожег дражайшую половину неподражаемым взглядом, в котором мешались иярость, и превосходство, и еще что-то сценично-трагичное:

– Риточка!

И так это было произнесено – сквозь зубы, жестко,чеканно, – что красавица моментально увяла, даже съежилась чуточку.Смолину, наблюдавшему эту мизансцену с бессильной злостью, стало окончательноясно, что матриархатом в этой квартире и не пахнет – а воняет тут за верстумелким домашним тираном, и красотке, должно быть, попросту некуда сбежать отэтого сокровища, сплошь и рядом такое в жизни случается, красота сама по себееще не становится залогом благополучия…

Манолис уставился на него выжидательно:

– По-моему, мы все обговорили…

То есть, Смолину следовало незамедлительно выметаться. Онэто прекрасно понимал, но все же не хотел сдаваться, как любой на его месте:

– Манолис Андреевич, вы все же подумайте…

– У вас, должно быть, много дел? – так же, сквозьзубы, произнес актер, глядя на Смолина вовсе уж пренебрежительно.

Вот невезение, вот незадача – дурак. Не алчный жадюга,собравшийся захапать себе львиную долю, не ловкий интриган, намеренный,прикидываясь честным и верным, выдавить тебя из дела, не аферист. Попростудурак с интеллигентскими амбициями. То есть – самое страшное препятствие,против которого оружия еще не изобретено. Ну что можно с этим сделать? Деньгидля него – грязь, при попытке надавить он, сто процентов, заявы кинетсястрочить…

Подталкиваемый холодным взглядом, Смолин поднялся, тщательновложил драгоценную – и бесполезную! – бумагу в пластиковую папочку, тяжковздохнул про себя. Не желая сдаваться, произнес нейтральным тоном: