Сенсация - Ивлин Во

На этом события не кончились.

Как только хромающий и растрепанный чемпион удалился, а удовлетворенную, мирно предающуюся воспоминаниям козу схватили и вновь привязали, Уильям отправился в британское консульство с чемоданом минералов.

— Гости разошлись, — сказал Баннистер, — мы все хотим отдохнуть.

— Я привез тебе на хранение чемодан.

Он рассказал, что произошло.

— Если бы ты знал, сколько работы мне добавляешь, — сказал Баннистер, — ты бы так не поступил. С завтрашнего дня горнорудное министерство начнет бомбардировать меня посланиями, и лет через шесть суд решит дело не в твою пользу — черт бы побрал все камни этой страны. Что там?

Он открыл чемодан и взглянул на камни.

— Да, — сказал он, — именно то, что я предполагал. Золотоносная руда. В западных горах ее полно. Мы знали, что рано или поздно вокруг этой руды разгорятся международные страсти. За горнодобывающей концессией охотились две компании — немецкая и русская. Если у Джексонов когда-нибудь были какие-то политические принципы, то они сводились к тому, чтобы отпугивать от этой страны иностранных промышленников. Президенту это удавалось неплохо, он годами натравливал одну компанию на другую. Потом началась история со Смайлзом. Мы уверены, что за ней стоят немцы. За русскими уследить труднее, нам только два дня назад стало известно, что они купили Бенито и Молодую партию Эсмаилии. Борьба сейчас идет между Смайлзом и Бенито, и мне кажется, что Бенито победит. Жаль, Джексоны, конечно, были бандитами, но они вполне устраивали эту страну и правительство его величества. Если здесь заведут Советскую власть, мы многое потеряем… Поскольку ты больше не журналист, я говорю с тобой откровенно.

— К твоему сведению, я только что снова стал журналистом. Ты не возражаешь, если я передам это в «Свист»?

— Не говори хотя бы, что узнал от меня… Газетная кампания, кстати, сейчас может решить дело.

— И еще. Ты можешь помочь мне освободить девушку из тюрьмы?

— Ни в коем случае! — сказал Баннистер. — Я ревностный сторонник местной пенитенциарной системы. Это единственное, что избавляет меня от ежеминутного общения с жителями наших колоний. Но слабость ее заключается в том, что за пятерку из тюрьмы выпустят любого.

Когда в Джексонбурге ужинали, в Лондоне пили чай.

— От Таппока больше ничего нет, — сказал мистер Солтер.

— Дайте его телеграмму в дублинском выпуске. Только развернуто, и перепишите. Если придет продолжение, дадим экстренный выпуск.

Возвращаясь домой, Уильям поставил перед собой задачу. Победить Бенито. Сначала смутно, а затем живо и подробно, словно на киноэкране, он увидел, как это произойдет. Родина великодушно поддержит его. Бенгальские уланы и шотландцы в юбочках блокируют Джексонбург. Он во главе войска отодвигает тюремные засовы, собственными руками хватает Бенито, трясет его, как котенка, и бездыханного отбрасывает прочь. Кэтхен раненой птицей летит в его объятия, и он победно возвращается с ней в Таппок-магна… Любовь, патриотизм, жажда справедливости и личная ненависть клокотали в нем, когда он сел за машинку. Одного пальца было недостаточно, Он печатал десятью. Рычажки машинки вздыбливались одновременно, как иглы на дикобразе, застревали, и их приходилось распутывать. На бумаге возникали неожиданные анаграммы, буквы шли вперемешку с дробями и знаками препинания. Но он, несмотря ни на что, печатал.

Радиостанция закрывалась в девять. Без пяти девять Уильям швырнул на стойку пачку бумаги.

— Слать завтра, — сказал телеграфист.

— Сегодня, сейчас, — сказал Уильям.

— Сегодня нет. Сегодня праздник.

Уильям добавил к исписанным листам пригоршню банкнотов.

— Сейчас же, — сказал он.

— Хорошо.

И Уильям в одиночестве отправился ужинать к Попотакису.

— Две тысячи слов от Тапиока, — сказал мистер Солтер.

— Что-нибудь стоящее? — спросил главный редактор.

— Посмотрите.

Главный редактор посмотрел и увидел:

«ЗАГОВОР РУССКИХ… ПЕРЕВОРОТ… СВЕРЖЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА… КРАСНАЯ ДИКТАТУРА… КОЗА АТАКУЕТ ШЕФА ПОЛИЦИИ… АРЕСТ БЛОНДИНКИ… ГРОЗИТ НАСУЩНЫМ ИНТЕРЕСАМ БРИТАНИИ».

Этого было достаточно. Это была сенсация.

— Это сенсация, — сказал он. — Остановить машины в Манчестере и Глазго. Очистить линию в Белфаст и Париж. Освободить всю первую полосу. Выбросить «Нищенскую смерть королевы красоты». Достать фотографию Таппока.

— Не уверен, что она у нас есть.

— Позвоните его родственникам. Найдите его девушку! Не может быть, чтобы нигде в мире не было его фотографии.

— Он снимался для паспорта, — неуверенно сказал мистер Солтер, — но я, помню, подумал тогда, как плохо он вышел.

— Это не имеет значения. Даже если он похож на бабуина…

— Именно на него…

— Отведите под фотографию две колонки. У нас уже месяц не было зарубежного сообщения для первой полосы.

Когда с машин сошли последние экземпляры газет, понесших сенсационное сообщение Уильяма в два миллиона равнодушных домов, мистер Солтер покинул редакцию.

Жена еще не спала.

— Я приготовила тебе овалтин, — сказала она. — Тяжелый был день?

— Ужасный.

— Обед с лордом Коппером?

— До этого не дошло. Но нам пришлось переделывать всю первую страницу после того, как она ушла в типографию. Из-за Таппока.

— Того самого, из-за которого было столько хлопот на прошлой неделе? Мне казалось, вы его уволили.

— Да. А потом взяли обратно. Он молодец. Лорд Коппер был прав.

Мистер Солтер снял ботинки, и миссис Солтер налила ему овалтин. Выпив лекарство, мистер Солтер немного успокоился.

— Знаешь, — задумчиво сказал он, — все-таки большая удача работать с таким человеком, как лорд Коппер. Сколько раз мне казалось, что он сдает. И я всегда ошибался. Он знает, что делает. Почему он выбрал Таппока? Шестое чувство… гений, иначе не скажешь.

У Попотакиса было пусто. Измученный Уильям поужинал и отправился домой. Когда он вошел в комнату, его встретил запах табачного дыма. Сигара — одна из его сигар — светилась в темноте. Голос с сильным немецким акцентом произнес:

— Пожалуйста, задерните занавески, прежде чем включить свет.

Уильям поступил, как его просили. Из кресла поднялся мужчина, щелкнул каблуками и издал звук горлом. Это был высокий блондин военной, но несколько обшарпанной наружности. На нем были шорты цвета хаки, рубашка и разбитые, забрызганные грязью ботинки. Его когда-то бритую наголо голову покрывала щетина. Той же длины щетина была на щеках и подбородке. Она производила впечатление ровно подстриженного кустарника в заброшенном саду.