Незабудки для тебя - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Свадьбу я хочу устроить здесь. Осенью, например, в сентябре. — Деклан обвел взором галерею, сады. На миг подумал о том, что это за птица свиристит во все горло — он еще не успел ознакомиться с местной флорой и фауной. — Конечно, к сентябрю я дом вряд ли закончу, но это придаст свадьбе особое очарование. А если к осени уговорить Лину не удастся, отложим до весны.
— Быстро работаешь!
— Да нет, не сказал бы. Тут главное — не отступать… — Он улыбнулся, заметив непонимающее лицо Реми. — Ах, ты не о доме, ты о Лине. Видишь ли, я еще не делал ей предложения. Если заговорю об этом сейчас, только ее спугну… Смотри-ка, цветы! Нарциссы, тюльпаны, лилии — так говорят Фрэнк и Фрэнки. Оказывается, все эти годы они росли здесь, скрытые в зарослях плюща и сорных трав. Быть может, даже цвели, но этого никто не видел. Здорово, правда?
— Дек, сдается мне, тебе стоит принять что-нибудь покрепче тайленола!
— Да нет, я не свихнулся, я ее люблю. Знаешь, я даже думаю, что любил ее еще до того, как мы встретились. Вот почему никто другой мне был просто не нужен. Потому что она всегда была здесь, а я об этом еще не знал.
— А может, это мне стоит принять что-нибудь покрепче?
— На кухне есть бурбон, в холодильнике лед. Морозильную камеру привезут только завтра.
— Я налью нам обоим.
— Мне — немного, положи больше льда, — откликнулся Деклан. — Мне сегодня еще работать.
Реми вернулся с двумя стаканами в руках. Отпил из своего, не сводя глаз с лица друга.
— Деклан, ты знаешь, я тебя люблю как брата.
— Знаю.
— Так вот, хочу с тобой поговорить как с братом. То есть если бы он у меня был. Увы, у меня только орава сестер.
— Ты считаешь, что я сошел с ума?
— Нет. Видишь ли, иногда, да что там — чаще всего мужчина думает не головой, а головкой. И должно пройти какое-то время, прежде чем мыслительный процесс начнет происходить там, где надо — в мозгу, и ты начнешь понимать, что к чему.
— Спасибо за объяснение, папочка.
Реми только головой покачал и принялся нервно ходить по галерее.
— Лина — девушка очень сексуальная.
— Да, я заметил.
— От нее, видишь ли, исходят какие-то феромоны, или как они там называются… в общем, то, что добавляют в духи для привлечения мужиков. А у нее это есть от природы.
— Хочешь сказать, я потерял голову от страсти, но это скоро пройдет?
— Вот именно! — Реми дружески положил руку Деклану на плечо. — И ни один мужчина с горячей кровью тебя не осудит. Добавим к этому, сынок, что ты недавно пережил болезненный разрыв. А зная, что ты по любому поводу носишься с угрызением совести, словно с сундуком сокровищ, не сомневаюсь, что ты давненько не прочищал свои трубы с тех пор, как разошелся с Дженнифер…
— С Джессикой, осел. — Деклан оперся о балюстраду. — Нет, я не потерял голову от страсти. Я и сам так думал поначалу, но оказалось, что это совсем иное. Ты прав, я не думаю головой. Я думаю сердцем.
— Ох, братишка! — Реми сделал еще один глоток виски. — Дек, но ты же здесь еще и месяца не прожил!
— И что? Время здесь не имеет значения! — Не раз он говорил себе то же самое, поэтому и разозлился, услышав эти же слова от лучшего друга. — Не понимаю, в чем дело: закон такой, что ли, есть, что влюбляться можно только после определенного срока, в течение которого стороны обязуются лучше узнать друг друга и по возможности убедятся в сексуальной совместимости? Если есть такой закон и он работает, объясни, почему столько разводов!
— Знаешь, если мы с тобой сейчас затеем дискуссию о браках и разводах, не разойдемся до следующего вторника.
— Тогда вот что я тебе скажу. Никогда, никогда за всю мою жизнь я не чувствовал того, что чувствую сейчас. Думал, я вообще не способен на сильные чувства. Серьезно, мне казалось, что я просто не могу влюбиться.
— Дек, бога ради…
— Я не смог полюбить Джессику, — с горечью произнес Деклан. — Старался изо всех сил, но не смог. Черт побери, я уже почти готов был смириться с тем, что ничего, кроме уважения, симпатии и общего хозяйства с моей избранницей в моей личной жизни не будет. Но оказалось, что это не так. Реми, со мной такое в первый раз, — повторил он. — И это… не могу тебе описать, как это чудесно!
— Что ж, если тебе действительно нужна Лина, желаю удачи и порадуюсь за тебя. Однако имей в виду, Дек, что бы ты сам ни чувствовал, не факт, что она чувствует то же самое.
— Быть может, она разобьет мне сердце. Но лучше уж чувствовать слишком много, чем совсем ничего. — Это он повторял себе снова и снова с тех пор, как осознал, что ее любит. — Так или иначе, надо хотя бы попытаться!
Он умолк, задумчиво глядя в сад.
— Она пока не знает, что со мной делать, — пробормотал он. — Что ж, узнает!
В эту ночь он снова слышал плач. Но не детский. Теперь рыдал мужчина, хрипло, прерывисто — так, словно у него разрывалось сердце. И Деклан метался во сне, раздавленный его горем, не в силах ни стряхнуть эту тяжесть, ни утешить скорбящего — или себя.
Постепенно рыдания стихли, но скорбь осталась.
Болото Роузов
Март 1900 года
Он сам не знал, зачем приходит сюда, зачем подолгу смотрит на воду в густых зеленых тенях, пока день мало-помалу уступает место ночи.
Но приходил сюда снова и снова, часами бродил по болотам, словно надеялся, что она вдруг выйдет из-за деревьев ему навстречу.
И все станет как прежде…
Нет! Никогда ничего не будет как прежде.
Он боялся, что сходит с ума, что горе помрачило его рассудок. Как иначе объяснить, что по ночам ему слышится ее шепот? И что ему делать с этим, кроме как заткнуть уши, отгородиться, не слушать, не верить?
Из камышей неторопливо и бесшумно, словно призрак, взмыла вверх голубая цапля — изящный силуэт на фоне темнеющего неба. Пронеслась над темной водой и исчезла за лесом. Прочь от него, все от него бежит.
Так ушла и она. Его Абби упорхнула от него, как эта птица. Так говорят все: родные, друзья. Он слышал, как об этом перешептываются слуги.
О том, что Абигайль Роуз сбежала от мужа неизвестно с кем, оставив у него на руках зачатую от любовника дочь.
И хоть он продолжал искать и в Новом Орлеане, и в Батон-Руже, и в Лафайете, хотя, сам словно призрак, вновь и вновь обшаривал Болота, в самые темные и одинокие ночные часы он этому верил.
Она ушла. Бросила его и дочь.
И сам он как будто тоже исчез, лишь тело его осталось здесь. Люсьен брел по жизни, не включаясь в нее. Он не мог больше быть отцом для девочки, крохотной живой копии Абигайль, в глубине души стыдясь собственных мыслей, он сомневался, что в ней течет его кровь. Один лишь взгляд на ребенка повергал его в неизъяснимую скорбь.