Вспомни меня. Книга 2 - Виктория Валентиновна Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стараюсь не улыбаться: он тоже умеет это делать – чувствовать оттенки эмоций другого… но не так, как я. Но приподнятым моё настроение остаётся недолго – ровно до того момента, как собирающийся на охоту Альфа разворачивается, и я вижу его глаза, вернее, жёсткость в них.
– За костром смотри и далеко от него не отходи, – говорит мне его холодный голос.
Глава 18. Космос говорит со мной
Я остаюсь одна, и чем больше времени проходит, тем тяжелее на душе. Тонкая грань, разделяющая искренность и грубость, прямолинейность, осталась незамеченной. Уверена, произошло это не в первый и даже не во второй раз, но что тяжелее всего – я никогда не знаю, где и при каких обстоятельствах перешагну её вновь.
Я не хотела его обидеть. Я не имела в виду ничего дурного. Я только искренне и открыто говорила то, что хотела сказать. Может, ошиблась в подборе слов? В их оттенках?
Костёр прогорает быстро, или это время в тягостных раздумьях улетучивается так же незаметно, как и тепло осеннего солнца. Свет рассеянный и тепло его уже едва ощутимо - день стремится к концу, хотя времени ещё совсем немного: должно быть, около трёх пополудни... или даже двух. Часов у меня нет, так что наверняка неизвестно.
Сухих дров рядом с палаткой не осталось, поэтому мне придётся ходить кругами вокруг неё, чтобы и поручение выполнить и условие соблюсти. Я расчищаю от листьев место вокруг костра, чтобы в моё отсутствие огонь не перекинулся на них и не добрался до палатки.
Место это оказывается куда удобнее, нежели мне показалось вначале: хоть и нет пещеры, поляна находится на верхушке возвышенности, где каким-то чудом уцелел остров лиственных деревьев. Если подниматься выше, то золотые листья уже облетели, а если ниже – всё ещё на месте. Главное, тут много сухостоя и веток, а лес вполне проходимый как для поиска дров, так и для охоты. Вот, почему Альфа на меня не рассердился и даже не расстроился, что нам придётся задержаться.
В верхней части леса так тихо, что слышно, как отрываются последние листы липы и приземляются на плотный жёлтый настил. Местами он словно взъерошен, будто бы приглашает заглянуть под холмики и найти то, что там спрятано.
Это грибы. От вида их коричневых шляп и плотных толстых ножек у меня даже рот набирается слюной: Умник такие ел. Гименофор у них трубчатый, словно губка, и приятно жёлтый, а сами они пахнут, как самая вкусная еда на свете, вкуснее картошки. Это ведь тоже углеводы, это ведь тоже энергия.
Я аккуратно складываю их в подол куртки, стараясь не разломать, чтобы Альфа, вернувшись, взглянул и одобрил. Мне совершенно не хочется с ним ссориться – это слишком тяжело для меня… теперь. И раньше, ещё задолго до того, как мы впервые поцеловались, каждая ссора с ним ранила так, будто кто вырвал мяса клок, а теперь и подавно. Мне и стыдно, что обидела его, и страшно, что не обнимет перед сном.
«Нельзя так привязываться», говорю я себе и торопливо высматриваю коричневые шляпки.
«Нельзя так привязываться», повторяю снова и снова, и жадно вглядываюсь в холмики из листьев, потому что самое большее, чего мне сегодня хочется – это вкусно и сытно накормить мужчину.
Рассеянный свет солнечных лучей совсем перестаёт греть, но моим жадным пальцам всё ещё не холодно. Я знаю, что смеркаться будет быстро – каждый новый день короче предыдущего – поэтому решаю вернуться. Вот этот ещё последний возьму, и хватит.
Dead Can Dance - Opium
Я выпрямляю спину, поправляю подол куртки, чтобы по пути не растерять ценные углеводы, но сделать шаг не успеваю: на меня смотрят два серо-жёлтых глаза. Жутко смотрят, страшно. Угрожающе.
Это не волк и не собака, что-то другое…
Вначале шок и панический страх не дают мне даже пошевелиться. Тишина вокруг настолько пронзительна, что мне слышно, как отрывается единственный уцелевший лист липы и долго вырисовывает зигзаги. Его касание земли – это глухой и звонкий удар для моих ушей, и мои ноги несут меня прочь даже прежде, чем я успеваю опомниться.
Мне не нужно оглядываться, чтобы знать – он гонится за мной. Он быстрее, резвее, проворнее, он – дикое животное, умеющее охотиться. Я чувствую спиной его дыхание, вся моя кожа воспалилась в ожидании острых зубов. Он не промажет, не ошибётся.
И я всё-таки оглядываюсь: он слишком близко. Он так близко, как я даже не ожидала, и он приближается со скоростью, от которой мне физически становится плохо.
Я останавливаюсь и приседаю на корточки, потому что меня тошнит, и голова кружится так, что, кажется, свет сейчас померкнет сам собой, ещё до нападения.
И даже не я, а кто-то другой внутри меня, какой-то подселенец открывает мой рот, и из него вырывается даже не крик, а вой, стон, страх, агрессия, зов, клич, инстинкт выжить любой ценой. Звук настолько громкий и уродливый, пронзительный, что я сама покрываюсь мурашками – это что-то нечеловеческое, потустороннее.
Животное останавливается, как вкопанное в десяти шагах от меня, и мы оба зависаем в молчании, смотрим друг другу в глаза.
Волки так не охотятся – приходит мне в голову. Волка не остановит никакой вопль, когда он преследует добычу. Тогда кто же это?
Он прижимает уши и смотрит, не отрываясь. Красивый. Шерсть близкая к белой, но скорее кремово-бежевая, плотная. Морда узкая и длинная, благородная.
Внезапно он поднимает морду и, сложив губы трубочкой, издаёт свой собственный клич. Я знаю, что это клич, догадываюсь, что будут и другие. Они не заставят себя долго ждать.
В этот момент космос начинает говорить со мной.
Я совсем недалеко от палатки – меньше минуты. Забреди я дальше, не было бы даже шанса, а так он всё ещё у меня есть. Есть, потому что Альфа, уходя, дал поручение, но к нему выписал и условие. Сейчас это условие – мой шанс выжить.
Костёр не мог потухнуть, это точно - меня не было каких-нибудь двадцать минут. Нужно добраться до него, вытянуть любую раскалённую
