Искалеченный мир - Вадим Громов

— Попробуем, — вздохнул Книжник. — Только я ведь не просто так сказал…

— Вот и умница. — Лихо ободряюще улыбнулась. — И я очень надеюсь, что имеет место быть разумная опаска, а не прозаическая трусость. Ты не обижайся, я прекрасно знаю, что в груди Чебурашки всегда билось и продолжает биться сердце Супермена. Но люди способны меняться, причём за очень короткий период времени. Под воздействием тех самых, новых обстоятельств. Лично я могу быть уверена только в себе. Ну и ещё, пожалуй, в этих двух обормотах. Так что ещё раз говорю — не обижайся. Ты для нашего вояжа — человек довольно ценный, не скрою. Но если вдруг морально поплывёшь или ещё чего хуже — струсишь безоглядно, я с тобой нянькаться не буду. Брошу где-нибудь — и арриведерчи, мой романтичный друг.

— Не дождёшься! — взвился Книжник, глаза сверкнули праведным гневом. — Да я…

— А в голосе у него — лязг броневой стали, — перебила его блондинка. — А изо рта — пламя метров на пятнадцать, куда там аутентичному Горынычу. Давай охолони и жужжи дальше. Там ещё одна неосвещённая территория осталась. Судя по названию, примерно догадываюсь, что это может быть. Как когда-то метко выразился классик, «Там, на неведомых дорожках, — следы невиданных зверей». Кабы знать ему, в какое будущее он заглянул пытливым взором… Примерно в этом диапазоне. Хотя могу и ошибаться. Обстоятельства, ёпт…

— «Чёртов заповедник», — ледяным тоном отчеканил Книжник, ещё не остывший после недавних комментариев Лихо, — находится недалеко от…

— Что за хрень?! — Блондинка вдруг прикипела взглядом к левому зеркалу бокового вида. Бросила быстрый взгляд в другое, выражение лица у неё менялось с безгранично удивлённого на ожесточённое. Через секунду удивление полностью испарилось, и «Горыныч» рванул вперёд, насколько позволяло состояние трассы.

— Вот сука! — Лихо отчаянно выматерилась. — Держитесь, одарённые…

Шатун недоумённо завертел головой, пытаясь определить, что вызвало у Лихо такую бурную реакцию. Должно было распоясаться нечто совсем уж мрачное: от привычных опасностей она бы не побежала так. Во всяком случае — не с таким выражение лица.

Книжник тоже завертелся на сиденье, прочёсывая взглядом местность за окном. Повернулся назад, и глаза у него стали шальными, полубезумными. И застыл, глядя назад, лишь однажды коротко всхлипнув — с пронзительной ноткой обречённости.

…Слева от «Горыныча», метрах в пятнадцати, возникнув будто из воздуха, промелькнуло что-то непонятное: расплывчатое, смазанное. Падая сверху вниз, не очень быстро, но и не зависая в воздухе для всеобщего и вдумчивого рассматривания. Шатун, Книжник и Алмаз вылупились во все глаза, раскрыв рты как детсадовцы, впервые увидевшие какающего слона.

«Бах!» — раздался звук, очень схожий с тем, который получается, если со всего размаху ударить кулаком по надутому бумажному пакету. Земля в том месте, где с ней соприкоснулось это нечто, провалилась длинным углублением, канавкой. Шириной в добрый дециметр.

Лихо, демонстрирующая чудеса экстремального вождения, мёртвой хваткой вцепилась в руль внедорожника и гнала, гнала — больше не оглядываясь.

«Бах! Бах! Бах!» — раздалось сразу три «хлопка», и земля расселась слева и справа, чуть ближе к «Горынычу». Третий удар пришёлся сзади, разминувшись с внедорожником всего-то на метр-полтора. Книжник снова всхлипнул, лицо его было неживым, застывшим в ожидании самого страшного.

Лихо смотрела только вперёд, этот участок трассы был идеально прямым, и оставалось только уповать на везение. Останавливаться она и не думала, инстинкт самосохранения посылал в воспалённый навалившимся страхом мозг только один сигнал: «Вперёд!» Блондинка не обращала внимания на прокушенную нижнюю губу и сочащуюся по подбородку струйку крови. Она ощущала себя крохотным и беззащитным существом, которое загоняют с трёх сторон, оставляя только одну лазейку — впереди. Неизвестно, что ждало там — тупик, верная смерть или спасение. Но выбора не было. С боков и сзади земля и асфальт всё чаще брызгали комьями, постепенно сжимая тиски.

— Сука… — Лихо виртуозно гнала бронированного монстра в неизвестность, туда, где ещё маячила надежда. — Да откуда же ты свалилась, мразь…

«Бах! Бах!» — Новые удары легли практически вплотную к «Горынычу», не достав до внедорожника буквально с полметра. Сквозь зубы взвыл Алмаз, с побелевшим и стиснутым смесью ярости и отчаяния лицом, сжимая свой верный «дыродел». Царящая за окнами машины вакханалия была чем-то неизведанным и, судя по всему, — очень опасным. Он понимал, что Лихо выбрала наилучший из всех возможных вариантов, но душа протестовала против того, что нельзя выйти из машины и влепить веером от пуза три десятка «маслят». Приходилось терпеть и, стискивая зубы, следить, как фортуна раз за разом выбрасывает на их поле пока что выигрышные комбинации. Он чётко понимал, что будет, если она хоть на долю секунды зажмурит глаза, если у неё дрогнет рука и один из этих «хлыстов» с размаху опустится на «Горыныча». Их удары оставляли в земле и в асфальте ямы глубиной не менее метра.

С боков, правда пока что за пределами шоссе, совсем уж зарябило в глазах от замельтешивших ударов. Комья земли, обломки ветвей и стволов деревьев, попадающих под эту шальную, убойную феерию, взлетали вверх постоянно, неистово, страшно… Стрелка на спидометре «Горыныча» уже упёрлась в сто тридцать, но неизвестная напасть не отставала, держась рядом, как приклеенная.

Лихо впилась глазами в ленту шоссе, боясь отвести взгляд, дрогнуть душой окончательно. Дорога в этом месте была почти гладкой: небольшие трещины — не в счёт, и внедорожник мчался по прямой.

— Давай… — Шатун повторял это слово, как заведённый, и, похоже, не слышал сам себя. — Давай, давай…

Книжник впился взглядом в левое окно и неотрывно смотрел, как корёжится земля, перепахиваемая какой-то неизведанной жутью. Не решаясь даже моргнуть, словно от этого зависело, будут ли они ехать дальше или их незамедлительно накроет. И смотрел, смотрел…

«Бах! Бах! Бах!» — Спереди, примерно в пятидесяти метрах от «Горыныча», лента трассы разлетелась кусками, просев сразу в трёх местах. Лихо, не переменившись в лице, направила машину прямо туда, где Горьковское шоссе украсилось новыми шрамами. Промежуток между провалами в асфальте составлял где-то метров десять. «Горыныч», не сбавляя скорости, влетел на первое «рассечение». Ширина в десять сантиметров не была серьезной преградой для машины, созданной, чтобы преодолевать дорожные пакости и поглобальнее. Внедорожник тряхнуло, смачно заматерился Шатун, въехавший макушкой в потолок кабины. Книжника, по-прежнему пребывающего в оцепенении, бросило к левой дверце, но он успел выставить вперёд руку и не пострадал. Зато красочно высказался по поводу того, что он думает обо всей этой сучьей передряге.

Алмаз всё же не выдержал и, просунув дуло «калаша» в окно, высадил всё обойму в пространство, ставшее уже полностью непередаваемо размытым, бьющим по ушам несмолкаемым баханьем. Эффекта не было никакого, да и, собственно, никто особо не надеялся на спасение, полученное с помощью одного-единственного автоматного рожка. Уж очень нематериальными выглядели эти «хлысты», полосующие воздух со всех сторон.