Варлок - Александр Шапочкин

И вот ему, Ромушеву, прямым текстом приказывают поступиться своими принципами и собственноручно замарать честь родного сына, который твёрдо вознамерился отправить своего обидчика к праотцам. А главное, из-за кого? Из-за безродного, никому не известного мальчишки с жалким третьим уровнем воина? На это пойти Виктор Анатольевич не мог ни при каких условиях.

Получив твёрдый отказ, ректор явно расстроился. Было больно и немного страшно идти против собственного сюзерена, но Ромушев не мог поступить иначе, потому как слишком многое стояло на кону. Он уже было подумал, что разговор закончен, когда герцог Сафронов, тяжело вздохнув, вдруг приказал ему незамедлительно явиться перед его светлы очи, причём в обязательном порядке до начала этой злополучной дуэли. Барону не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться. Отложить все дела и сорваться в Москву.

Естественно, что в таких условиях Виктору Анатольевичу было совсем не до ностальгических воспоминаний. Он еле сдерживал душащую его ярость, потому как, что уж там говорить, в свои сорок с небольшим лет, являясь главой собственного рода, он уже отвык от того, чтобы кто-то оспаривал его решения, а тем более вызывал на ковёр, словно нашкодившего школяра.

Скрипнули тормоза, и лимузин остановился перед широкой лестницей. Водитель открыл дверь, и Ромушев быстрым шагом прошёл сквозь холл ректората в сторону лифтов, поднявшись почти под самый шпиль и оказавшись перед кабинетом Сафронова. В приёмную он вошёл как хозяин, и при том злой словно чёрт, потому как кроме унижения родовой чести, каждую минуту, потраченную им на эти глупые разбирательства, его компания теряла огромные деньги.

Бросив вскочившей секретарше: «Я барон Ромушев. Меня ждут!», не дожидаясь разрешения, толкнул тяжёлую створку знакомой по студенческим годам двери. Ректор ещё с первого курса приметил и принялся привечать слабого по уровню, но очень талантливого теоретика маджи-систем. Сколько раз бывало, что тогда ещё просто Витя врывался в этот кабинет, окрылённый очередной потрясающей идеей. И ни разу не было такого, чтобы его тут не выслушали.

– Входи, Витя… – раздался из кабинета знакомый голос, хотя его обладатель никак не мог ещё видеть гостя. – Жаль, что нам приходится встречаться при подобных обстоятельствах.

– Моё почтение, ваша светлость, – мужчина так и не смог заставить себя убрать из голоса холодок отторжения. – Барон Ромушев по вашему приказанию прибыл.

Ректор Пятого Императорского магического колледжа, высокий и худой мужчина, в чьих когда-то тёмных волосах уже вовсю серебрилась седина, слегка поморщился. Бывший ученик, ставший вассалом, ему нравился, он был хорошим парнем в юности и вырос неплохим человеком, а потому Сафронову было очень неприятно такое вот формальное обращение от того, кого он считал своим другом.

Видимо почувствовав, что переборщил, барон сделал лицо чуть попроще, однако продолжал излучать непоколебимую решимость следовать своему однажды уже сказанному слову.

– Да не стреляй ты в меня глазами! – не выдержал, наконец, герцог и махнул рукой на одно из кресел. – Садись.

– Постою, ваша светлость, – упрямо качнул головой Ромушев.

– Я сказал – сесть! – от властного, спокойного и громкого голоса ректора зазвенели оконные стёкла, а колени у вмиг побледневшего Виктора Анатольевича откровенно задрожали.

За всеми этими титулами, честью и прочей мишурой он как-то позабыл, что его сюзерен давно уже Аватара аспекта Метамагии, и не ему, едва-едва взявшему троечку и так и застывшему на этом уровне, стоит открывать рот против такого мага. Говорит «сидеть» – нужно сидеть, а скажет бегать кругами и тявкать, как годовалый щенок – следует немедленно выполнить данный приказ. Да ещё и почитать за великое счастье, что тебе доверили подобную, несомненно, важную миссию.

Он же, привыкнув, что дела клана ректора не интересуют, как-то совсем забыл, что только граничащее с дружбой расположение герцога сделало его тем, кто он есть. Конечно, во многом это была заслуга его самого, ведь все эти годы он вертелся, как белка в колесе, но у него ничего не получилось бы, если бы Сафронов не замолвил бы слово перед Императором за двадцатипятилетнего мальчишку и не пробил бы тому дозволение основать свой род.

– Пр-ростите, Андрей Иванович, – промямлил барон, на негнущихся ногах добираясь до стула и опускаясь на него. – Закрутился как-то, вот берега и попутал!

– Да ты всегда чего-то «путал», Витя, – вновь своим обычным бархатным и хорошо поставленным голосом ответил ему ректор и улыбнулся. – Порода у тебя такая, да и мальчишка твой весь в отца пошёл. Ладно, о жизни мы поговорить как-нибудь в другой раз сможем, ты заезжай, а то как-то совсем старика забыл… Но давай о деле.

– Как скажете, Андрей Иванович. – Ромушева слегка отпустило, но голос ещё подрагивал.

– Витя, я тебя позвал сюда, и ты это знаешь, чтобы лично ещё раз попросить – отмени эту дуэль! Не гробь парня! Ты пойми, я сделать это своим решением просто-напросто не могу, а приказывать – не хочу, иначе бы не стал тебя беспокоить! Ты же обязан…

– Да ничего я никому не обязан! Что вы все за этого Есаула вписываетесь! – Кровь мгновенно ударила в голову Ромушева, оцепенение, вызванное звуками голоса ректора, слетело, снесённое напором праведной ярости. – Чем вам этот… как там его! Ефимов! Так чем вас всех этот Ефимов так подкупил, что вы на меня всем скопом насели…

– Погоди! – остановил его удивлённый ректор. – Кузьма? Не о нём речь, да и с какой стати мне за него переживать? Я про твоего сына говорю, голова твоя дубовая! Неужели тебе Олега не жалко!

– Олега? – тупо переспросил совсем сбитый с толку Ромушев, непонимающе уставившись на своего бывшего учителя. – Он-то тут при чём?

– Так-так-так! – ректор предупреждающе поднял обе руки, а затем, глубоко вздохнув, потёр виски кончиками пальцев и повторил: – Так! Витя, мальчик мой, тебе что, никто ничего не сказал? Даже Александр?

– О чём? – не понял Ромушев, а когда он чего-то не понимал, это его очень сильно злило. – Послушайте, Андрей Иванович. Олега очень хорошо учили. Да он этого есаулёнка Кузю одним мизинцем в бараний рог свернёт! Если бы тот не напал на него со спины…

– Витюша. То ли мнится мне, или ты правда веришь, что твой сопляк моего внучка заломает? – раздался из-за спины каркающий старческий голос, от знакомых звуков которого барона вновь пробил холодный пот. – Это ты зря-я. Успел я одним глазком глянуть, во что Варяг моего Кузьку перековал! Ему теперь даже мизинцем шевелить не надо, чтобы аннигилировать Олежку к чертям собачьим.

Помещение заполнил крякающий смех древнего старика, а Виктор Анатольевич, чувствуя себя погружённым в плотный кисель, медленно повернулся.

– П-п-п-п-приз… – попытался выдавить он из себя, однако губы отказывались слушаться.

– Витенька, я уже просил однажды так меня не называть, – ласково улыбаясь, от чего становилось ещё страшнее, прокаркал древний, но необычайно подтянутый дед в потёртом пиджачке, который вальяжно раскинулся в глубоком мягком кресле, установленном в «чайном» закутке ректорского кабинета. – А одному особо болтливому вьюноше следовало ещё тогда язык с корнем выдрать. Андрейка, ты глазки-то не отводи, не отводи… это я про тебя родимого баю!