Криминальные рассказы (сборник) - Аркадий Кошко

В это время девочка прошептала:

— А как же, бабушка, ты говоришь, что дядя Андрей не заходил, а он ведь недавно был?

Я схватил девочку на руки и унес в соседнюю комнату, дал ей карамелей и спросил:

— Когда же был дядя Андрей?

Девочка, испугавшись, долго молчала, но потом, успокоившись, рассказала, что дядя Андрей недавно был и оставил бабушке узел.

— Куда же бабушка девала узел?

— Не знаю, — отвечала она. Большего от нее добиться не удалось.

Я вернулся с ней в кабинет.

— Да вы, барин, не слушайте ее, ведь она дите, ангел, можно сказать, Божий, — пропела сладко старуха и тут же, пригрозив кулаком девочке, злобно промолвила: — Ишь, постреленок паршивый! Ужо я тебя!..

— И не стыдно вам, право! Вы одной ногой уже в могиле стоите, а на душу грех такой принимаете! Ведь племянник-то ваш человека зарезал, а ограбленные деньги снес к вам спрятать! Вот и девочка говорит, что узел-то у вас.

— Что вы, что вы, барин?! Господь с вами!.. Да стала бы я потрафлять убивцу?! А дите глупое, мало ли чего не наговорит!

Нет, я, как перед Истинным, не виновата, не-е-е, не виновата!..

Боясь злобы старухи, я самолично отвез ребенка к помощнику ректора, сдал его ему на руки, рассказал все дело и просил оберегать девочку и, по возможности повлиять на старуху, убеждая ее выдать спрятанные вещи.

Обыск, произведенный у старухи, ничего не дал, что, впрочем, не удивило меня, так как вещи могли быть ею зарыты на чердаке университета, тянущемся над зданием чуть ли не на несколько сотен саженей. Дело застопорилось и не виделось кончика, за который можно было бы ухватиться. Обыск у приятеля Бойцова, давшего по записке Леонтьеву 25 рублей, был также бесплоден.

За неимением лучшего пришлось прибегнуть к весьма сомнительному способу.

Призвав Леонтьева, я сказал ему, что придется опять «сесть» под предлогом нового ареста, произведенного над ним засадой у бабушки якобы в момент исполнения им поручения Бойцова.

— Теперь, Леонтьев, ваша роль еще труднее. Смотрите, — не провалитесь!

Через четверть часа Леонтьев уже орал на все камеры:

— Будь ты проклят с твоими окаянными деньгами! И я-то, дурак, послушался и направился к этой чертовой ведьме, чтоб ей пусто было! Ну теперь шабаш, ввязался в чужое дело! И с чего, спрашивается, меня понесло! Пятьдесят целковых соблазнили? А накося, выкуси теперь: и место потерял, и честь замарал, а что еще будет, — одному Богу известно! Да уйди ты от меня, окаянный! — крикнул он что есть мочи на приблизившегося к нему с утешением Бойцова.

Последний, опять поймавшись на удочку, заговорил полушепотом:

— Нечего сокрушаться! Место потерял? Эка важность! Да если мы с тобой отсюда выберемся, так будь покоен — на обоих хватит; ты только помогай мне до конца, а в начете не будешь!

— Мели, Емеля, — твоя неделя! Не будешь с тобой в начете! Второй раз из-за тебя вляпываюсь: то в трактире шпики проследили, то на засаду у старухи нарвался! Нет, под несчастной планидой я родился!

Бойцов долго еще утешал Леонтьева. Вскоре я вызвал последнего якобы на допрос.

После допроса Леонтьев вернулся в камеру значительно успокоенным.

— Ну слава Те Христос, кажись, втер им очки здоровые! Сказал, что к тетке твоей попал по ошибке, а направлялся в квартеру — казначея, куда, действительно, поступила в горничные одна моя знакомая девушка. Кажись, поверили. Обещались проверить и, если окажется правда, то сказали, — беспрепятственно выпустят. Пускай их проверяют: барышня моя, действительно, поступивши, я и фамилию ейную им назвал.

Когда, дня через три, я освобождал опять Леонтьева, то Бойцов пристал к нему:

— Сходи да сходи на Чернышевский переулок. Там в доме номер десять живет швейцаром мой дядя. Скажи ему, что, мол, Андрей арестован и просит хорошенько припрятать оставленное мной пальто. А то сидеть — неизвестно еще сколько, кабы моль не съела.

Леонтьев на это сердито послал его к черту.

— Тебе что еще, мало моих мук? Нет, брат, ты сиди, а с меня будет! Довольно находился я по твоим сродничкам, не желаю больше!

Я с агентами лично направился на Чернышевский переулок в указанный дом и спросил молодцеватого швейцара:

— Где Андрей Бойцов?

— Не могу знать, ваше высокородие, — отвечал швейцар, приподнимая фуражку.

— Где пальто, что он тебе оставил?

— Пальто он, действительно, оставил, оно туто, я еще сегодня на ночь подкладывал его под голову.

— Подавай его скорее!

— Извольте. Вот оно-с.

Подпоров подкладку, мы обнаружили слой пятисотрублевых бумажек.

По подсчету их оказалось на 250 000 рублей. Швейцар как увидел, даже побледнел от неожиданности.

— Эвона, какая музыка! — сказал он протяжно, почесывая затылок.

Едва успели мы вернуться в полицию, как неожиданно докладывают о приходе кухарки-старухи.

— Ваше высокородие, господин начальник, уж вы простите меня, дуру. Мой барин так разжалобил своими речами, что я пришла покаяться. Не желаю перед смертью брать греха на душу! Я принесла вам Андрюшкин узелок, извольте получить!..

В узле, к великому удивлению, оказалось не 50, а 58 тысяч.

Впоследствии выяснилось, что в казначействе просчитались и выдали 308 тысяч вместо 300.

Пригласив к себе в кабинет мирового судью Р., прокурора окружного суда Брюна де Сент-Ипполит, я разложил 58 тысяч на письменном столе, прикрыв их развернутой газетой, и, усевшись за стол, положил в ноги пальто с «начинкой». После сего я вызвал Бойцова.

Он появился, как всегда, с крайне развязным видом и тотчас же осведомился о звании присутствующего, ему незнакомого, Брюна.

— Это прокурор суда, — ответил я ему.

— Господин прокурор, я прошу вашего вмешательства! Вот уже неделя, как я ни за что арестован и содержусь под замком. Это непорядок, таких законов нет! Уголовное уложение говорит…

— А это видел? — И я снял газету с денег.

Он не смутился:

— Тоже, подумаешь! Разложили казенные деньги и думаете поймать!

— А это видел? — И я поднял высоко пальто.

Бойцов побагровел и произнес:

— Ну это другое дело! Это настоящее, юридическое, вещественное доказательство! — И, опустив голову, он угрюмо замолчал.

По Высочайшему повелению было отпущено десять тысяч рублей в награду чинам сыскной полиции, поработавшим над этим довольно незаурядным делом.

Не без волнения приступаю я к описанию преступных похождений Васьки Белоуса, закончившего свою бурную одиссею виселицей.