Адепт Грязных Искусств - Анна Кондакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто к ней приходил, кроме Зиварда? – задал я следующий вопрос.
При этом мне показалось, что я всё медленнее шевелю языком, что он превратился в одеревенелый отросток, да и губы не слушались, в ушах тихо и ровно шумело.
Шеридан снова поморщился, передёрнулся, стоя передо мной на коленях.
– Говорю же, только человек в маске приходил. Причем после лоботомии он приходил почти каждый день. Не представлялся, говорил пароль и давал деньги. А моё дело маленькое. Услышал пароль, увидел деньги – пропустил. Что ещё надо? Вот только тебя-то я узнал. Правда, не сразу, только когда ты близко подошёл и револьвер к башке приставил. Тебя сложно не узнать, Теодор Ринг. Твоя физиономия уже поперёк горла у всего Бриттона. Но мне стало интересно, чего ты сюда притащился. Чего это беглому принцу делать в лечебнице для психов. Да это ж настоящий подарок, хорошие перспективы для повышения. Взять тебя живым и торжественно сдать властям. Сироп бы помог. – Он растянул окровавленные губы в болезненном оскале. – Я его всегда в кармане ношу, не знаешь ведь, когда пригодится.
Я вытянул руку с револьвером (на этот жест ушло не меньше пяти секунд, хотя, может, и больше – чувство времени у меня тоже притупилось).
– А теперь встал и пошёл, – велел я. – Покажешь палату. И если ты мне наврал, если там ждёт засада, если попробуешь санитаров позвать или просто дёрнешься не туда, я вышибу тебе мозги. Уж поверь, на спусковой крючок нажать я и в таком состоянии смогу.
Шеридан кое-как поднялся на ноги и медленно, пошатываясь и прихрамывая, двинулся в сторону двери.
Я пошёл следом, уткнув ствол револьвера ему меж лопаток.
***
В полумраке коридора приёмного отделения мы никого не встретили.
– Дежурная медсестра на втором этаже, – предупредил Шеридан, когда мы, преодолев коридор с вереницей дверей, начали подниматься по узкой каменной лестнице с коваными перилами.
Оружие я пока спрятал за лацканом пиджака.
Шеридан шёл впереди, я – следом, практически шаг в шаг. Мы не медлили, но и не спешили. Врач изредка приостанавливался и переводил дух, я тут же толкал его кулаком в спину, заставляя двигаться дальше.
И себя заодно.
Моё состояние приближалось к пику заторможенности, внимание потеряло остроту, детали перестали иметь значение, осталась лишь общая задача – добраться до Ребекки, вытащить её отсюда. И неважно, что она меня не узнает, я что-нибудь придумаю, навру, скажу, что пришёл от Рэя, да мало ли, что можно выдумать.
Мы поднялись на второй этаж и повернули направо, дальше по широкому коридору. И опять перед нами замелькали ряды дверей, зеленоватые стены, освещённые тусклым светом керосиновых ламп, подвешенных по бокам коридора.
Медсестры мы не встретили и здесь.
– Странно, куда это Молли делась? Она ответственная, – сказал Шеридан, с беспокойством оглядывая коридор.
Дойдя почти до самого конца коридора, врач остановился перед зелёной дверью.
– Седьмое отделение. – Шеридан вынул из кармана халата связку ключей, со звоном перебрал их толстыми пальцами и вставил один из них в замочную скважину.
Щёлкнул замок, и врач толкнул дверь.
В седьмом отделении было темно и тихо, как на кладбище ночью. Лунный свет резал глухое холодное пространство коридора через оконную витрину. И здесь, по обе стороны, я увидел не просто двери, а настоящие тюремные засовы, тяжёлые на вид, и дверные полотна, обитые металлом. В каждой из дверей находилось маленькое зарешеченное круглое окошко с толстым стеклом.
Мы двинулись вдоль коридора.
Я шёл и всматривался в круглые чёрные иллюминаторы, похожие на дыры в преисподнюю, в другой – страшный и жестокий – мир. Мы преодолели половину коридора, когда тишину вспорол истеричный женский выкрик. Звук раздробился в плотном воздухе, ухнул в потолке, и снова стало тихо.
– Это Бетти Мотылёк, из двадцать девятой, – равнодушно пояснил Шеридан. – Говорит, что ночью к ней приходит демон и шепчет на ухо страшные истории.
– Почему Мотылёк? – не известно зачем, спросил я.
– Потому что когда подставляешь лампу к стеклу, Бетти начинает биться об него головой. – Он усмехнулся. – Это забавно… да. Томми порой так развлекается, держит лампу и смотрит, как Бетти Мотылёк разбивает себе лоб.
– Где тридцать вторая палата? – спросил я, еле управляя собственным языком.
Шеридан указал на вторую от окна дверь по правую сторону и нехотя двинулся по коридору, на ходу прихватив с собой одну из керосиновых ламп. У двери он снова вынул из кармана связку ключей, но открывать не торопился – уставился на меня.
– Ты уверен, что хочешь это увидеть?
Я посмотрел ему в глаза, потом перевёл взгляд на круглое тёмное окошко.
– Открывай. Ключи отдай мне. Первым зайдёшь ты.
– Не пойду я туда, насмотрелся уже, – выдавил Шеридан. – Тут подожду, чтобы вас никто не беспокоил.
Я взял его за запястье и опять приставил к его голове револьвер, только на этот раз к виску.
– Сначала зайдёшь ты, а там посмотрим.
– Да нет там никакой засады…
– Открывай, я сказал.
Услышав возле уха щелчки взведённого курка, Шеридан закивал и принялся открывать замок, причём, не один. Замочных скважин на двери было три.
И пока врач отпирал замки, я снова посмотрел в окошко. Мне показалось, там мелькнуло что-то белое или блеснуло что-то, но ни формы, ни объёма мои глаза уловить на успели, точнее, успели, но угнетённый мозг не сумел распознать.
Шеридан взялся за длинную металлическую ручку, нажал с глухим потрескиванием и приоткрыл дверь. Обернулся на меня, глазами умоляя оставить его в коридоре.
Я подтолкнул его в темноту палаты. Он вытянул вперёд руку с лампой и сделал пару шагов.
– Мисс? Мисс Грандж? – Голос Шеридана дрогнул. – Мисс? Вы меня слышите? К вам посетитель. Он очень настаивал.
Не услышав ответа, он обернулся на меня. Я шагнул к нему за спину, держа наготове револьвер, вот только стрелять было не в кого. В палате находилась только пациентка… только она одна.
Ребекка.
***
Она стояла в углу.
Рядом с кроватью, повернувшись к каменной стене лицом, опустив костлявые руки вдоль тела, ссутулившись и склонив голову.
Её мертвецки бледная кожа, освещённая тусклым светом лампы, будто сияла в затхлой темноте палаты. Серая застиранная сорочка висела на ней, как балахон, одна из лямок соскользнула с одного плеча, острого, тощего настолько, что хотелось плакать.
Ребекка не шевелилась, напоминала безмолвную статую с грязными патлами волос, когда-то блестящих и пышных.