По ту сторону барьера - Иоанна Хмелевская

— Не исключено. Во всяком случае, теперь мы с вами должны самым внимательнейшим образом просмотреть каждую бумажку... Ну и видите — оригинала метрики господина графа действительно нет! Только копия, я и тогда ее видел, да не придал значения... И свидетельства о смерти графини, вашей прабабушки, нет... Тоже копия! А я отлично помню — оригиналы этих двух документов раньше находились в ящике, вот в этом ящике письменного стола графа!

Все это время мы копались с месье Дэспленом в документах, и теперь я могла подтвердить — прав наш поверенный. Все-таки отсутствуют документы, необходимые для получения свидетельства о браке! Оба оригинала отсутствуют! Подтвердились мои наихудшие опасения: Луиза Лера таки выкрала их и заключила фиктивный брак. Боже, как это неприятно, как все это осложняет жизнь!

— Не мешало бы теперь как следует обыскать ее любимую кладовочку, ту, к которой она приделала такие крепкие замки, — задумчиво почесывая щеку, произнес месье Дэсплен. — Я тут поговорил с бывшей прислугой, горничная и кухарка сказали — та запертая комната, в которой ее и убили, была любимым помещением Луизы Лера, ее, так сказать, персональным кабинетом.

— Так ведь у нее был настоящий кабинет, — заикнулась было я, вспомнив, как при первом осмотре дворца в Монтийи с особым интересом разглядывала личные апартаменты загадочной «приятельницы» покойного прадеда, стесняясь о ней расспрашивать строгого юриста. Еще тогда я обратила внимание и на спальню этой содержанки, и на гардеробное помещение рядом, и даже на кабинет. Правда, теперь я засомневалась. Та комнатка скорее напоминала будуар или небольшую гостиную. А поскольку официально мадемуазель числилась экономкой, ей полагалось особое административное помещение. Только вот почему именно в той части дома, рядом с кухней, а не в парадных покоях дворца, поближе к господским салонам?

Полагаю, разгадка тут простая. Наверняка прадедушка не бывал в кухонных регионах, не его это дело, и если экономка хотела что-то скрыть от него, проще всего выбрать комнату именно в этой части дворца. Никто ей не мешал, никто не копался в ее бумагах, никто не интересовался секретами домашней бухгалтерии. Уж прадедушка точно не интересовался, да и прислуга наверняка тоже. Сомневаюсь, знал ли прадед вообще о наличии у своей экономки такого кабинета.

Я поделилась этими соображениями с месье Дэспленом, и, оказалось, он пришел к такому же выводу, тем более что, в отличие от меня, познакомился с прежней прислугой и знал, что это за люди. Тем настоятельнее требовал он тщательного осмотра так называемого кабинета покойной экономки, и я вполне разделяла его убеждение, хоть и опасалась еще не выветрившегося неприятного запаха. Ведь полиция так толком и не проветрила помещение, просто убрав оттуда труп и сделав обыск — или как там это называется, затем плотно заперла двери и даже на двери навесила печати. Правда, они обещали дня через два предоставить нам возможность свободно копаться в кабинете экономки, пока же они собирались проверить там еще какие-то микроследы, так сказал месье Дэсплен, поэтому вход в желанное помещение пока был невозможен.

Оказывается, теперешняя полиция очень неплохо работает. Вон сколько всего интересного установили, а главное, сделали очень важное, пожалуй, самое важное дело: выяснили, что свидетельство о браке поддельное!

Наверняка ведь у мадемуазель Лера имеются какие-то родственники, паршивая овца в любой семье отыщется, и тогда после ее смерти они могли бы рассчитывать на очень хорошее наследство. А не могло так случиться — почему я про паршивую овцу вспомнила, — не могло ли так случиться, что эта овца, какой-нибудь родственничек мадам новоиспеченной графини, узнав о ее браке с богатым старикашкой, взял да и ускорил кончину своей — тетки, кузины, двоюродной племянницы или кого там еще? Интересно, приходило ли в голову полиции такое соображение при розыске ею преступника? Убийца мог и не знать, что весь этот брак с графом его родственницы — фальшивка.

Разобрали мы с нотариусом все документы в кабинете прадедушки, ничего нужного не нашли, но ведь и отрицательный результат тоже результат. И пришло время мне подумать о хозяйственных вопросах. Прежде всего, прислуга. Обе уборщицы, с которыми я впервые увиделась в тот жуткий день, охотно согласились поступить ко мне в услужение, а Мартин Бек, как оказалось, уже успел подыскать кухарку. Я распорядилась приготовить для меня одну из спален и ванную комнату на тот случай, если надо будет провести в доме несколько дней, и наняла прораба, которого тоже порекомендовал мне Мартин Бек. По его словам, человек, достойный доверия, ответственный, а главное, инженер-строитель. Он брался организовать во дворце ремонтные работы и сам согласился нанять рабочих. Мы с ним порешили, что он приступит к делу, как только полиция окончательно покинет дом, чтобы уже ничто не препятствовало проводить ремонт во всем доме.

Тут как-то почти одновременно появились Гастон и Роман, и мы все вместе уселись на террасе за столиком с кофе и вином.

Мы уже несколько минут оживленно обсуждали мои дела, когда я вдруг поймала себя на том, что давно не отношусь к Роману, как к слуге, тем более просто как к кучеру. Хотя, надо признать, кучером он был отменным. Все окрестные помещики мне завидовали. С лошадьми он управлялся артистически и мог править любым экипажем: каретой, ландо, шарабаном, коляской, дрожками, пролетками, кабриолетами, не говоря уже о простых телегах и всевозможных фургонах.

Впрочем, я немного отвлеклась. Сейчас для меня гораздо важнее были преданность Романа и его прекрасное умение ориентироваться во всех сложностях времени, в которое нас вместе перенесла судьба. Нет, не слуга он, а мой друг и опекун, без совета которого я вообще ничего не предпринимала. И было бы дико смотреть на него, стой он столбом тут передо мной, в то время как я, его барыня, лишь пила бы кофий и отдавала распоряжения. А ведь еще совсем недавно именно так и было! Всего две недели назад.

Роман и начал разговор. Смеясь, он заметил:

— Чего не добьешься на почве общих предков! Сколько раз я уже убеждался. Вот и теперь удалось договориться с одним из полицейских, а все потому, что докопались до общих предков.

— Роман, вы и в самом деле располагаете каким-то французским предком? — удивилась я.

Все еще смеясь, Роман возразил:

— Уважаемая графиня, а кто это может знать точно? Знаю лишь, что кому-то из моих польских предков довелось сражаться во Франции, и разве не мог он где-нибудь встретиться с прабабкой этого полицейского? Пришлось кстати вставить фамилию полицейского, которую кто-то поблизости произнес, вроде бы она мне встречалась в анналах нашего польско-французского рода. И теперь благодаря такой малости наши дела значительно продвинулись.

Я давно замечала, что Роман очень неглуп, но лишь теперь смогла оценить его чрезвычайно высокое умственное развитие. Вот мне, его госпоже, и в голову бы не пришло прибегнуть к столь утонченной уловке! И одернула себя — ну сколько можно мыслить категориями госпожа — слуга. Стыдись! Оправдывает меня, разумеется, тот факт, что всю свою сознательную жизнь прожила я в обществе, разделенном на социально неравные категории, но ведь и тогда сколько раз отмечала исключительный ум и сообразительность в прислуге и даже простых мужиках и бабах, и, напротив, просто поразительную тупость у представителей так называемых высших сфер. Насколько лакей графа Дубинского превосходил интеллектом своего аристократического господина. А Эмилька, горничная виконтессы Шмуглевской, умственно на голову превосходила свою дуру барыню с ее кругозором курицы.