Контуженый - Сергей Павлович Бакшеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просыпаюсь. Маша сидит рядом, словно не уходила. Но это не так, она в верхней одежде и взгляд другой, не сочувствующий, а осуждающий. Я всё еще под властью сладкого сна и тяну к девушке руки. Она их сбрасывает.
В ее голосе обида:
– Что у тебя в голове?
– Мозги всмятку, – пытаюсь шутить я.
– О ком ты сейчас думаешь?
– О тебе.
– А во сне звал Злату.
Я смущаюсь. Так вот кто являлся мне в сладких грезах. Вчера я шел к ней на свидание, а попал к убийце, но все равно меня тянет к опасной ускользающей красоте.
Маша это чувствует. Она встает. Спиной ко мне, голова вбок, голос в сторону:
– Была бы Злата здесь, ты бы ко мне не пришел.
– Нет, что ты! – Это первая громкая реакция на упрек. А вторая тихая: – Я не знаю.
Склоняю голову. Попытка оправдаться получается так себе. И я добавляю:
– Видела фотокарточку от Златы? Она назначила встречу, я пришел, а меня хотели убить.
– И чем закончилось?
– Лучше тебе не знать.
– Там была Злата?
– Нет.
– Так поговори с ней!
– Как?! – воплю я. – Я спрашивал ее мать.
– Так это ты напугал Анну Николаевну беременностью Златы.
– Я думал, она в курсе.
– В курсе чего? Не было никакой беременности.
– Это правда?
– Она бы рассказала лучшей подруге.
– Подруги часто становится соперницами.
Маша поворачивается и наигранно улыбается:
– Из-за кого? Из-за тебя, что ли, Контуженый?
– Ты точно знаешь, что Злата не беременна? – требую я.
– Да! – резко отвечает Маша.
Я смущен. Чех выдумал разговор с сестрой? Трогаю свой нос – капелька крови. Да и в голове нехорошо. В отличие от Маши Чех написал правду.
– Не ври, – прошу я.
Маша гнет свою линию:
– Ты говорил про аборт. Я тут разведала. В нашем городе аборты делают в одном месте. И там Златы Солнцевой не было!
– Тебе не сказали. Тайна пациента.
– Я тебя умоляю.
– Она могла обратиться в другом городе.
– А могла и нет.
– Давай, не будем гадать.
– А ты чего бы хотел? Беременность или аборт?
– Правду!
– Все-таки хочешь ее. – Маша опять отворачивается и говорит в стену. – Я сходила в школу к Павлу Петровичу. Злата работает проводницей на фирменном поезде «Таврия». Рейс Москва – Симферополь.
Я вскакиваю. Теперь у меня зверский аппетит.
– Накормишь?
Она качает головой:
– Ищи Злату. Я не хочу ждать на запасном пути. – Она бросает на кровать мою одежду: – Я погладила. Уходи, Контуженый.
– Спасибо, – выдавливаю я и торопливо одеваюсь.
Уже в прихожей Маша указывает на черный пакет:
– И пистолет не забудь.
Я прячу пакет с оружием за пазухой. За спиной хлопает дверь. Маша расстроена, а я одухотворен. Сбегаю по ступенькам. Теперь я знаю, где искать Злату.
Дома смотрю расписание поездов. Через Дальск «Таврия» не проходит. Самая длительная остановка поезда в Тамани, на полчаса. За это время можно обойти все вагоны.
Решение принято. Я буду караулить Злату на станции в Тамани. И встречать каждый поезд «Таврия». Проводники во время стоянки должны находиться на перроне. Злате от меня не уйти. Ей придется ответить на трудные вопросы.
Вчера к ним добавился самый сложный: зачем она хочет меня убить?
35
На улице свежо. И одежда после стирки пахнет освежителем, на ней ни пятнышка. Смотрю на чистые руки и вспоминаю, как тащил окровавленное тело убийцы. Холодная голова подсказывает, в паровозной будке лучше прибраться.
Дома сую в рюкзак моющее средство, тряпки и баклажку с водой. Окольными путями пробираюсь в тупик к паровозу «Победа». Затираю в будке следы крови, нахожу гильзу и расплющенную пулю. Крохотный кусочек металла мог разнести мою голову, а разорвал шею убийце. Сам виноват – не делай другому то, чего не желаешь себе.
Кто он такой этот убийца? Как связан со Златой?
Напрашивается горестный вывод. Злата не хочет встречи со мной. Только я знаю правду об исчезнувших деньгах. Она опасается нашей встречи до такой степени, что наняла киллера. И заплатила ему деньгами, украденными у моей матери.
Будка отмыта. Протер даже пыльное окно, чтобы в следующий раз не перепутать ожидание с действительностью. В тайник под сиденье прячу пистолет, если и найдут, на нем нет отпечатков. На задворках железнодорожных путей избавляюсь от тряпок, патрона и пули. Кажется, больная голова всё предусмотрела.
Иду к вокзалу мимо ремонтного депо, где раньше работал. Можно заглянуть по старой памяти, но замечаю у путей патрульный автомобиль Константина Воинова. Рядом полицейский микроавтобус с распахнутой дверцей и несколько сотрудников. Теперь понятно. Труп на путях уже обнаружили, и полиция проводит расследование. Не мешало бы узнать, что они выяснили.
По-свойски подхожу к Косте Воинову. Обычно приветливый Воинов сегодня сам не свой. Он чем-то встревожен, а я пытаюсь выглядеть беззаботным.
– Привет, неподкупной полиции! Как дела?
– Как сажа бела.
– Дерьмовая работа, – соглашаюсь я. – Говорят, пьяный мужик под поезд угодил.
– А ты откуда знаешь? – с подозрением реагирует Воинов.
Приходится сочинять:
– В депо к своим заходил. Люди болтают.
– Сегодня совсем о другом болтают, – хмурится Костя.
– Да ладно! О чем же?
– Ты что, не слышал?
По тону Воинова я понимаю, что пропустил нечто важное и даже сногсшибательное. Оглядываюсь, видимых изменений не замечаю.
Делаю кислую мину на постном лице:
– Что с меня взять, я Контуженый.
– Президент объявил референдумы о присоединении к России.
– Где?
– Везде, где сейчас наши. В Луганске, Донецке, Херсоне и Запорожье. Голосование начнется уже на этой неделе.
Меня новость радует:
– Наконец-то! Там люди заждались. Теперь они станут Россией.
– Станут. Если мы защитим. Объявлена мобилизация.
– Мобилизация? – Я слегка ошарашен: – Как в Отечественную, всё для фронта, всё для победы?
– Типа того. Пока частичная, триста тысяч призывают.
– И когда?
– Военкоматы с утра повестки разносят.
Не знаю, как реагировать на новость. Говорю, как думаю:
– Давно пора. Девчонки волонтеры и седые добровольцы не справятся с чубатыми нацистами и натовской нечистью.
– Теперь мне жинка не указ! – с ожесточенной решительностью рубит Воинов.
– Пойдешь воевать?
– Позвонили с отделения. Мне повестку через начальство передали. – Костя борется с внутренним демоном. – Я же Воинов! Срочную мотострелком прошел. Кто, если не я?
– И правильно! Чем тут пьяниц с рельсов соскребать, лучше на фронте врага бить.
Воинов показывает подъехавшим санитарам, куда идти за телом. Возвращается ко мне, брезгливо отмахивается от железной дороги:
– Размотало бедолагу.
– И кто такой неловкий? – мне хочется
