Испить чашу до дна - Евгения Михайлова

В начале первого Виктор встал из-за стола, пошел в свой кабинет, оттуда вышел с небольшой спортивной сумкой.

— Аня, Стасик, — сказал он напряженно, но ровно. — Я уезжаю. Буду жить в другом месте. Но вы, конечно, остаетесь для меня близкими людьми. Просто так будет лучше, вы это сами поймете… Может, не сейчас. Аня, тебе, наверное, надо помириться со Светланой.

— Ни фига себе приколы, — Стас открыл рот от изумления. Он, похоже, думал, что это розыгрыш.

Анна стала еще бледнее, насколько это было вообще возможно, и крепко сжала пальцами край стола. Она знала, что это произойдет, он пытался ее подготовить, но сейчас ей казалось, что он, как диверсант, взорвал их жизнь. Все, что было. Но не издала ни звука. Просто кивнула, прощаясь. Смотрела, как Виктор уходит, до последнего надеясь, что он вернется. Но хлопнула входная дверь, потом заскрипел лифт, потом дверь подъезда, потом она узнала звук мотора его иномарки. Было холодно, машина завелась не сразу. Но завелась…

Виктор подъехал к дому, где в своей комнате сидела Ольга на кровати, сжавшаяся в комок от напряженного ожидания и от отчаяния по поводу того, что ожидание это окажется напрасным. Она не поверила своим ушам, когда раздался звонок в дверь. Бросилась открывать, чуть не выпала из двери на Виктора.

— Ну, видишь, какая ты непутевая, — он внес ее в прихожую. — Открываешь, не спросив, кто пришел.

— Так я жду-жду… Уже петарды взрывают. И я даже говорила себе, что новогодняя ночь кончилась, что ты не приедешь…

— Новый год уже наступил, — сказал Виктор, — а ночь еще продолжается. Поехали. Подарок я тебе вручу там, в нашей квартире. Ты хоть купила то, что обещала? Шампанского и еды?

— Купила. Шампанское по «красной цене» за сто шестьдесят девять рублей, докторской колбасы попросила порезать, и сыр. Вот так. Я не знала, что покупать.

— Я просто дал тебе задание, чтоб ты не переживала. Я и сам купил все, что нужно. Нормальное французское шампанское и фрукты. До утра нам хватит, я думаю.

— Я не могу во все это поверить, — Олины глаза за последние дни стали огромными от постоянного удивления и ожидания.

— Уже пора, однако. Поехали.

Они вошли в отремонтированную двухкомнатную квартиру в элитном доме на Ленинском проспекте.

— Тут есть все на первое время, — объяснил Виктор.

— На первое время? Это дворец!

— Конечно. А я — Дед Мороз, — рассмеялся Виктор.

Они разделись, прошли в столовую, он поставил на журнальный столик перед диваном шампанское и фрукты, которые привез в лотке. Оля вытащила свою бутылку, колбасу и сыр.

— Фрукты помой, — попросил Виктор. — А я разложу все по тарелкам. Купил несколько. Бокалы тоже.

Когда Оля вернулась, на диване лежали норковый жакет и такая же шапка-шлем.

— Это что? — Оля спросила испуганно.

— Как ты думаешь, что это и кому? Я могу влезть в такой маскарадный костюм? Это наряд для лысых девушек.

Оля долго рассматривала вещи, гладила их, прежде чем надеть. Потом поискала глазами зеркало, нашла, оделась, посмотрела. На нее взглянула чудо-девушка, из того старого кино. Глаза Оли стали очень серьезными. Она не улыбалась.

— Ты знаешь, — повернулась она к Виктору. — Я начинаю думать, что мне повезло с этим… несчастьем.

— Какая же дурочка, — вздохнул он. — Может, премию дадим этой скотине, которая тебя чуть не убила? Ладно, проехали, с тобой пока ни о чем серьезном говорить нельзя. Снимай этот наряд, садись к столу, я разрешу тебе сделать глоток шампанского. Спрашивал у врача, между прочим. Он сказал: «Пусть только не напивается в стельку».

— Странно, — удивилась Оля. — Я произвожу такое впечатление — «в стельку»?

— Я пошутил. Честное слово, Оля, умнее ты точно после удара не стала. Но я люблю тебя. Вот с этого давай и начнем Новый год.

— И я люблю, — выдохнула Оля.

Они успели выпить по глотку шампанского, когда раздался звонок по Олиному мобильному.

— Это Нина Глебовна, — впервые за все время улыбнулась Ольга. Она порозовела от вина.

— Понятное дело, — кивнул Виктор. — Мои поздравления, только со мной ее не соединяй. Все же праздник. Скажи: я ем!

— Нина Глебовна, — запищала Оля. — Мы вас поздравляем, мы вас обожаем. Мы в новой квартире. Витя купил мне норковый жакет и шлем для лысых. Он ест колбасу, а я счастлива!

— Чудесные новости, — вальяжно произнесла Назарова, — несмотря на то, что ты тарахтишь, как пьяная. Тебе пить нельзя. Все остальное хорошо. Насчет его обожания я, правда, сомневаюсь, но это неважно. Квартира, жакет, шлем и даже то, что он ест, мне нравится. Мужики молчат, когда едят. Запомни, что ему нравится, и покупай это в больших количествах. Я поздравляю тебя, дорогая.

— А я вас!!! Это все вы!!! Вы в моей жизни… Даже не знаю, что сказать…

— Скажи просто: ангел-хранитель, — скромно ответила Назарова. — И ложись спать. У тебя режим.

Это однозначно была самая счастливая ночь в жизни Ольги Ветровой. Она не одна, ее любят, о ней заботятся. Таких чувств она не испытывала даже во время своего единственного большого успеха. Почему-то сейчас он казался ей предвестником, а, может, и причиной ее кромешного одиночества. Она уснула, как ребенок, обняв за шею Виктора. Тот не спал еще много часов, но боялся шевельнуться, чтобы не разбудить ее. Утром он принес Оле в постель капельку шампанского, бутерброды и фрукты. Потом они опять уснули. Виктора разбудил звонок в дверь. Он пошел открывать — глазка в двери еще не было, — не понимая, кто это может быть. Он никому вроде не давал адреса. Кроме следователей, разумеется.

На пороге стоял Сергей Кольцов.

— Ничего, что я на праздник? Сейчас уже два часа дня. Я подумал…

— Что-то случилось?

— Ну так, дело небольшое. По записи телефонного разговора нужно голос опознать.

— Чей это голос?

— Вашей дочери Валерии.

Марат лежал на диване из необычайно мягкой кожи, в груде атласных подушек разной формы и цвета. Он пил виски из широкого стакана, временами смотрел на рыбок в огромном — на всю стену — аквариуме, на большой экран телевизора, не вникая в то, что там показывают. Смотрел просто, как на цветную картинку. Звук он выключил. Появление Марыси воспринял с неудовольствием. У них собирались гости, они провели бурную, шумную ночь. Чего вскочила? Спала бы себе… Он отдыхает! В том числе и от нее. Но объяснить ей это невозможно. И потом: что за вид? Она не смыла грим, ложась спать, стоит сейчас в мятой батистовой сорочке, какие хороши только вечером. Утром женщина должна такую рубашку незаметно снять и отдать в стирку. Женщина, которая живет с уважающим себя мужчиной. Сейчас Марыся похожа на старую тряпичную куклу с глиняным размытым лицом, каких выбрасывают на помойку.