Очерки истории средневекового Новгорода - Валентин Янин

В связи с результатами Раковорской битвы летопись излагает один сюжет, который позволяет сделать существенный вывод о новых формах организации посадничества в начале второй половины XIII в. В июне 1268 г.[290] в Новгород пришел великий князь Ярослав Ярославич, который предъявил новгородцам обвинение в необдуманных действиях, приведших к войне с немцами и потере множества «мужей и братьи» Ярослава. Это обвинение уже не могло быть адресовано Михаилу Федоровичу, погибшему в битве, и Ярослав называет трех новгородских бояр, повинных, по его мнению, в государственной ошибке: Жирослава Давыдовича, Михаила Мишинича и Елферия Сбыславича, «хотя лишити их волости»[291]. Вполне очевидно, что, если эти бояре делили «волость» с посадником и если они в какой-то мере ответственны за определение военной политики Новгорода, следует предполагать, что в своей совокупности они образуют какой-то совет при посаднике, заставляющий припомнить «совет зол», который сыграл значительную роль в ходе событий 1255–1259 гг.

В поддержку этого предположения может быть указано, что один из названных здесь бояр – Михаил Мишинич – впоследствии стал посадником. Если участие в предполагаемом совете давало преимущественные права для избрания в посадники, то к числу бояр, державших «волость» над Новгородом перед Раковорской битвой, следует также отнести, кроме погибшего посадника Михаила Федоровича, вновь избранного посадника Павшу Онаньича. Выясняя принцип организации боярской «волости», мы можем говорить только о территориальном представительстве от разных боярских группировок. Действительно, о вероятной славенской принадлежности Михаила Федоровича уже сказано выше. Павша Онаньич был основателем весьма долговечной посадничьей династии, представители которой Михайло Павшинич, Захария Михайлович, Андреян и Есиф Захарьиничи постоянно связаны с Плотницким концом Торговой стороны. Хорошо известна и территориальная принадлежность Михаила Мишинича, брат которого Юрий был основателем посадничьей династии, давшей Варфоломея Юрьевича, Онцифора Лукинича и Юрия Онцифоровича, всецело связанных с Неревским концом. У нас нет данных о принадлежности Жирослава Давыдовича и Елферия Сбыславича, однако и установленных обстоятельств достаточно, чтобы говорить о наличии внутри правящей верхушки представителей разных территориальных групп боярства и предполагать принадлежность Елферия и Жирослава к Людину концу и Прусской улице.[292]

Образование при посадничестве территориально-представительного органа кажется несомненным и закономерным следствием того сплочения «вятших», которое возникло в процессе борьбы против «менших» и черного люда и укрепления идеи великокняжеского суверенитета над Новгородом, поддержанной боярством.

В 1269 г. Новгород переживает новую вспышку антикняжеской борьбы, вызванную целой серией «насилий» Ярослава Ярославича. Начинается «мятежь велик», в ходе которого были разграблены дворы сторонников Ярослава, а князю предъявлены многочисленные обвинения: «К князю послаша на Городище, написавше на грамоту всю вину его: «Чему отъял еси Волхово гогольными ловци, и поле отъял еси заяцьим и ловци; чему взял еси Олексин двор Мърткинич; чему поимал еси серебро на Микифоре Манущиници, и на Романе Болдыживици, и на Валфромеи; а иное, чему выводишь от нас иноземца, которыи у нас живут», а того много вины его; «а ныне, княже, не можемь тръпети твоего насилья; поиди от нас, а мы собе князя промыслим»». Ряд других обид перечислен в докончании 1269 г.: Ярослав «посудил» грамоты своих отца и брата, т. е. Ярослава Всеволодовича и Александра Невского, и «подаял» вместо них свои грамоты, отнял у Кирилла Хотуничи и передал их городищенским (княжеским) попам, хотя Хотуничи находились в «новгородском погосте», держал закладников в Торжке, вторгался в землевладение Софийского собора и т. д.

Антикняжеская борьба в 1269 г., таким образом, с самого начала направлена к отрицанию идеи великокняжеского суверенитета над Новгородом, поскольку восстание начинается намерением изгнать князя, а не попыткой ограничить княжескую власть в рамках традиционных взаимоотношений. Возрождение и перевес сепаратистских сил, возглавивших это восстание, вполне очевидны. Ярослав сразу же по получении обвинительных пунктов присылает на вече своих послов с заявлением: «Того всего лишюся, а крест целую на всеи воли вашеи». Однако новгородцы продолжают настаивать: «Княже, поеди прочь, не хотим тебе; или не идешь, сице идем весь Новгород прогонить тебе» – и посылают звать на стол переяславского князя Дмитрия Александровича, не захотевшего, однако, взять стол «перед стрыем своим». Выбор, который пал на князя, предводительствовавшего новгородскими полками в Раковорской битве, указывает на одну из важных причин конфликта с великокняжеской властью. На протяжении всего княжения Ярослава Ярославича новгородцы не только самостоятельно осуществляют свою военную политику, но и проводят ее вопреки князю. Военная основа союза с великим князем, послужившая в свое время одной из главных причин возникновения суверенитета великого князя над Новгородом, теперь теряет значение, и против Ярослава консолидируются не только сторонники независимого стола, но и многочисленные антинемецкие силы Новгорода.