Ангел в яблоневом саду - Анна Данилова

Вышла, отряхнулась от пыли, сняла косынку, очки и направилась по указанному в записке адресу.

Это был старый, сталинской постройки трехэтажный дом зефирно-розового цвета. Высокие пирамидальные тополя окружали его с трех сторон. Я подумала, что жильцам этого дома, наверное, не удается поспать в тишине, что грохот поездов заставляет трястись и сам дом, и даже посуду, стоящую в буфетах. Может, конечно, те, кто живет в этом доме давно, уже привыкли к этому грохоту и не замечают его? Или же, услышав очередной паровозный свисток или гул приближающегося поезда, матерятся, прикрыв уши ладонями?

Я вошла в воняющий кошками подъезд, поднялась на второй этаж и позвонила. Дверь была мрачная, как и все вокруг. Дерматин, выкрашенный в темно-зеленый цвет. Имелся и глазок. Я замерла в ожидании звуков шагов. Но было очень тихо. Мне так хотелось шепнуть, мол, Сережа, я здесь, открывай, не бойся, но я не сделала этого, потому как на просторной площадке располагались еще две двери с глазками. Сергей тут новый жилец, а потому внимание к нему повышенное.

Вдруг дверь открылась, сильная рука схватила меня и втащила внутрь. Сережа обнял меня, и мы стояли так, прижавшись друг к другу, сдерживая себя, чтобы не разрыдаться. Во всяком случае, я. Конечно, Сережа довольно изнежен, но я ни разу не видела, чтобы он плакал. Я же вдруг поняла для себя, что никогда еще не была так счастлива. Внутри меня разливалось тепло, я физически его ощущала. Кровь бурлила по жилам, мне не хватало дыхания от переполнявших меня чувств. Сережа! Неужели это правда и я его наконец нашла? Вернее, это он меня нашел. Придумал способ, как передать мне записку.

– Глупо, скажи? – шептал он мне в самое ухо, и я чувствовала аромат его волос, его кожи, его чистой тенниски.

– Что глупо? – Я целовала его щеки, глаза, нос.

– Да записку эту придумал, связал с духами… Просто не знал, как сделать, чтобы ты взяла эти духи, чтобы поняла, что это я… Вот и вспомнил про «Розу Альбу»…

Обнявшись, мы вошли с ним в комнату. Плотно зашторенные темно-вишневыми занавесками окна. Широкая кровать, аккуратно застеленная шерстяным покрывалом.

– Здесь пахнет старым домом, запах просто неистребим, – сказал Сережа, усаживая меня на кровать. – Ну, как ты, Люда?

– Тебя ищут, – сказала я, обнимая его. – Они считают, что ты убил тех двух теток…

– Это не тетки, а нормальные женщины. Они здорово помогли мне… – В его голосе звучало тепло.

Ревность остудила меня. Я выпрямилась, посмотрела ему в глаза.

Нет-нет, он все тот же Сережа, его новый образ жизни и новые окружавшие его люди не успели изменить его. Наоборот, он стал еще загадочнее, прекраснее.

– Надеюсь, ты не успел жениться ни на одной из них? – мрачновато пошутила я, чтобы прощупать почву.

– Нет, я все так же свободен. И по-прежнему люблю тебя.

– Сережа, я помогу тебе. Не знаю, почему ты не пришел ко мне раньше? Почему не сообщил о себе? Мы бы уже давно наняли адвоката… Все как-то нелепо получилось, скомканно… Смерть Германа, похороны… Я закружилась, немного растерялась. Тебе надо было с самого начала прийти ко мне, слышишь? Вот прямо с дачи – и ко мне. Я бы спрятала тебя, и тебя никто бы не нашел. Обыска же не было, да и не могло быть. Я же – потерпевшая сторона. Если бы мы с тобой договорились сразу, если бы ты позвонил мне тогда, то я подтвердила бы, что никаких денег ты не брал, вернее, что ты все привез мне… И тогда бы ничего, слышишь, ничего не было бы!

Я все повторяла и повторяла одно и то же, словно пытаясь самой себе доказать, что в том, что с ним произошло, виновна все же не я, а обстоятельства.

– Ты расскажешь мне, где был, что с тобой случилось? Кто эти женщины? И, главное, что ты сам думаешь об этих убийствах? Кто, кто их убил? Кто виноват в их смерти, Сережа?!

Он взял меня за плечи, прижал меня к себе, и я услышала:

– Я.

Гаранина по фотографии в ресторане «Шико» никто не опознал, его никто не видел там раньше.

В Идолге никто не смог опознать человека с фоторобота (спутника Надежды Карасевой), составленного официанткой Вероникой.

Тогда я назначила ей встречу и попросила ее за определенную плату помочь мне в эксперименте. Привела ее к нашим экспертам и предложила ей составить мой фоторобот. «Посмотри внимательно, – сказала я ей перед этим, – на меня, а потом иди и постарайся помочь составить мой фоторобот по памяти». Эксперты ничего не знали, фоторобот какого человека ей предлагается составить.

В ожидании результата я зашла в парикмахерскую и попросила подправить себе челку. Потом зашла в кафе и съела пирог с яблоками. После не выдержала и поехала к себе домой. Муж, я знала, был в Москве. Дома я застала няню с дочкой.

Она, увидев меня, улыбнулась. Ей было два с половиной года, она любила рвать книжки, строить дома из больших цветных кубов, ездить на маленьком велосипеде. Мы с ней обнялись, я расспросила няню, как дела, спросила, все ли в порядке, не нужно ли чего. Няня Тоня, так звали девушку, сказала, что у малышки хороший аппетит, что она подолгу спит, а когда просыпается, то спокойно играет со своими игрушками и книжками. Иногда смотрит мультфильмы. Что это, в общем, спокойный, беспроблемный ребенок. Играя с дочерью, я дала себе слово: сразу же после завершения этого дела о двойном убийстве мы втроем – я, муж и дочь – поедем отдыхать в Италию. И если получится, то возьмем и семью Глаши, с ее мужем и двумя сыновьями.

Уложив дочку спать и поговорив с няней, я вернулась к экспертам, чтобы посмотреть, как продвигается дело по составлению фоторобота. И была неслыханно удивлена, когда увидела уже завершенную работу: с составленного официанткой Вероникой портрета на меня смотрела копия Анжелины Джоли. Я расхохоталась так, что долго не могла успокоиться. Вертела в руках листок с портретом и смеялась до слез, до коликов в животе.

– Ребята, я попросила Веронику составить мой портрет, – вытирая слезы, объяснила я всем присутствующим свое поведение.

Все устремили свои взгляды на перепуганную и раскрасневшуюся от смущения Веронику, и раздался дружный взрыв смеха.

Что ж, теперь мне, во всяком случае, было понятно, почему никто из окружения Надежды Карасевой не узнал в фотороботе знакомое лицо. Невнимательность, проблемы со зрительной памятью, неспособность увидеть в предлагаемых частях лица нужный вариант. Что ж, такое бывает.

– Ладно, Вероника, забудьте об этом, – успокаивала я ее уже в машине. – Все мы – люди разные, с разными талантами. Не беда.

Мне позвонил Сережа Мирошкин, сказал, что надо встретиться. Я отвезла Веронику в ресторан «Шико» и заехала в прокуратуру к Сереже.

В кабинете он был не один. Напротив него за столом сидел высокий худой мужчина лет тридцати в белой рубашке и черных джинсах.

– Познакомься, Лиза, это Михаил Русаков. Миша, это Елизавета Травина.