Голая экономика. Разоблачение унылой науки - Чарльз Уилан

Здравомыслящие люди, скорее всего, согласятся со сказанным, но все же разойдутся во мнениях по поводу того, следует правительству США активизировать свое участие в экономике или, напротив, нужно его умерить. Одно дело – верить в теории о том, что государство способно распределять и расходовать ресурсы так, чтобы улучшать жизнь своих граждан, и совсем другое – считать, что отнюдь небезгрешные политики, заседающие в Конгрессе, предпочтут именно так расходовать государственные средства. Ну, например, действительно ли германо-русский музей американского аккордеониста Лоуренса Уэлка в Страсбурге (Северная Дакота), где он родился, стал бы таким уж большим благом для общества? А между тем в 1990 году Конгресс США выделил на его создание 500 тысяч долларов, а затем из-за мощного общественного резонанса уже в 1991 году отозвал эти средства. А как насчет выделения 100 миллионов долларов на поиск внеземных цивилизаций? Поиск инопланетной жизни попадает под определение общественного блага, поскольку, согласитесь, было бы непрактично каждому из нас строить собственный космический корабль и отправляться в космос в поисках братьев по разуму. И все же, подозреваю, многие американцы предпочли бы потратить свои деньги на что-нибудь другое.

Опроси я сотню экономистов, почти все наверняка сказали бы мне, что серьезные экономические преимущества нашей стране обеспечило бы существенное повышение качества начального и среднего школьного образования. Но та же группа непременно разошлась бы во мнениях, отвечая на вопрос, стоит ли нам тратить на школьное образование больше денег. Чем это объяснить? Тем, что специалисты совершенно по-разному смотрят на идею о том, что щедрое финансирование нынешней системы школьного образования позволит повысить его качество.

Некоторые виды деятельности государства сокращают размер экономического пирога, но все равно желательны для общества. Перераспределение денег богатых людей в пользу бедных в принципе мало эффективно в том смысле, что отсылка чека на один доллар бедной семье с учетом безвозвратных потерь налогообложения может стоить экономике 1,25 доллара. Относительно высокий уровень налогов, обеспечивающий надежную систему общественной безопасности, основным бременем ложится на плечи тех, кто владеет производственными активами, в том числе человеческими ресурсами. Это делает некоторые страны, например Францию, чрезвычайно комфортным местом для ребенка, родившегося в бедной семье, и, напротив, крайне некомфортным для интернет-предпринимателя, что, в свою очередь, делает Францию не лучшим местом для специалиста в области высоких технологий. В общем и целом политика, гарантирующая каждому человеку некоторый кусок пирога, будет препятствовать росту самого этого пирога. Доход на душу населения в США выше этого показателя во Франции; и детей, живущих в нищете, в США тоже больше.

Учитывая все вышесказанное, здравомыслящие люди разойдутся во мнениях относительно надлежащего уровня социальных расходов. Во-первых, они могут по-разному оценивать, сколько богатства готовы отдать граждане ради большего равенства. США богаче большинства стран Европы, но богатство распределено между американцами менее равномерно, чем между большинством европейцев. Во-вторых, понятие простого компромисса между богатством и равенством излишне упрощает дилемму помощи наиболее обездоленным слоям населения. Экономисты, которым небезразлична судьба самых бедных американцев, могут разойтись во взглядах на то, следует ли больше помогать им посредством дорогостоящих государственных программ, например программ всеобщего медицинского обслуживания, или посредством снижения налогов. Последняя мера будет способствовать экономическому росту, в результате чего большее число американцев с низкими доходами начнут получать более высокую заработную плату.

И наконец, последнее: некоторые виды вмешательства государства в экономику абсолютно деструктивны.

Деспотичное государство нередко становится жерновом на шее рыночной экономики. Благие намерения могут привести к внедрению государственных программ и регулирования, выгоды от которых значительно перевешивают затраты на них. А дурные намерения обычно приводят к введению законов, обслуживающих интересы крупных предпринимателей или продажных политиков. Особенно часто подобное происходит в развивающихся странах, где можно было бы добиться очень неплохих результатов, просто убрав руку государства из тех областей экономики, куда оно не должно вмешиваться. Как отметил бывший президент и СЕО Федерального резервного банка Кливленда Джерри Джордан, «“богатые” экономики отличаются от “бедных” тем, какая роль отводится в них институтам, в частности государственным учреждениям, – повышение продуктивности либо ее снижение»[85].

Короче говоря, государство чем-то похоже на скальпель хирурга. Этот весьма действенный инструмент может быть использован и во благо, и во вред. При осторожном и обдуманном применении он на редкость эффективно повышает способность организма к самовосстановлению. В неумелых руках или при чрезмерно рьяном использовании, пусть даже с самыми добрыми намерениями, он может причинить непоправимый ущерб.

Баллотируясь в 1992 году на пост президента, Билл Клинтон предложил развить идею так называемой «стипендии надежды»[86]. План Клинтона, основанный на проведенном раннее в Йельском университете эксперименте, казался весьма элегантным: студенты могли занять деньги на обучение и погашать эти кредиты после окончания учебного заведения в процентах от своего годового дохода, а не посредством обычных фиксированных выплат основной суммы долга вместе с процентами. Иными словами, выпускники вузов, становившиеся инвестиционными банкирами, платили по студенческим кредитам больше, чем выпускники, которые становились школьными консультантами и работали с неблагополучными подростками из бедных районов. В этом, собственно, и заключалась суть идеи. План был призван развеять опасения общества относительно того, что студентам, окончившим колледж или университет с большими долгами, не остается ничего другого, кроме как искать рабочие места, позволяющие хорошо зарабатывать, а не идти работать туда, где можно принести наибольшую пользу людям. В конце концов, довольно трудно выжить на зарплату учителя или социального работника, если долг за учебу составляет 75 тысяч долларов.

В теории эта программа должна была сама себя финансировать. Администраторы определяют среднюю зарплату, которую студенты с правом на участие в ней будут получать после окончания высших учебных заведений, и подсчитывают долю дохода, которую им нужно будет выплачивать, чтобы покрыть расходы по программе, – скажем, 1,5 процента годового дохода на протяжении пятнадцати лет. Студенты, ставшие нейрохирургами, платят больше среднего показателя; те, кто поехал бороться с тропическими болезнями в Того, меньше. В итоге выплаты молодых специалистов с высоким и низким доходами должны были компенсировать друг друга, и программа была бы безубыточной.