Вечный хранитель - Виталий Гладкий

— Располагайтесь, — сказал Антип, широким жестом указав на лавки. — Постель и ужин вам принесут, удобства, извините, во дворе, там же и вода в бочке. Это ежели надумаете умыться с дороги. А баньку мы соорудим… послезавтра. Сами понимаете — у нас траур…

Изобразив легкий поклон, Антип удалился. Глеб плюхнулся на лавку, чтобы опробовать ее на прочность, но она даже не заскрипела.

— Надо же… — удивился он мастерству неизвестного столяра.

— Ты что-то сказал? — наконец прорвало Жука, который после посещения усыпальницы бабы Глаши пребывал в состоянии легкой прострации.

— Да. Я голоден, как волк. Наверное, от изумления.

— Что касается меня, то я вообще молчу… — Жук тоже присел. — А теперь, везунчик хренов, колись: ты что, пригласил меня в эту дыру, чтобы я составил тебе компанию на поминках?

— Ну да, ты угадал, — ответил Глеб. — Прости.

— Что значит — прости?! Получается, что я сходил за семь верст киселя похлебать. Хорошенькое дельце! Зачем мы тогда перли сюда наши снасти? Можно было промаршировать и налегке. — Жук на некоторое время умолк и надулся, изображая из себя обиженного, однако затем довольно ухмыльнулся и продолжил: — Но если честно, то я, пожалуй, все равно не отказался бы от такого путешествия…

— Не переживай, инструменты нам еще понадобятся. Здесь есть где поработать. Я ведь не балаболка. Только сначала помянем бабу Глашу. Сам видишь, по-иному нельзя.

— Да понимаю я, понимаю… — Жук хотел еще что-то сказать, но тут отворилась дверь и в горницу-зал вошли две женщины преклонных лет в черных одеждах; в руках они несли постельное белье и подушки.

Женщины быстро и сноровисто сдвинули лавки и соорудили для гостей полати. Вместо матраса они положили бараньи шкуры и накрыли их домотканой простыней. Затем женщины вышли и одна из них вернулась с вместительной корзиной, в которой находилась еда.

— Хлеб да соль, — сказала она, низко поклонившись; и удалилась, бесшумно ступая по вощеному полу ичигами из мягкой кожи.

Жук сразу же начал выкладывать снедь на маленький круглый столик на точеной ножке. Похоже, он исполнял роль геридона — подставки для свечей, потому что на нем были видны следы воска.

— Знаешь, Глеб, — сказал он, сглатывая голодную слюну, — я бы не прочь погостить здесь месяц или даже два. Конечно, при условии, что нас будут так кормить и дальше.

В ответ Глеб лишь утвердительно промычал; он как раз усиленно работал челюстями, пережевывая горячее ароматное мясо. Им принесли добрый кус запеченной на костре баранины, нашпигованной чесноком и еще какими-то специями (это явно был молодой барашек), половину жареного сома, ковригу удивительно вкусного свежеиспеченного хлеба, мед в сотах, большую — литра на три — крынку холодного молока, медовую сдобу с лесными орехами, свежие огурцы и миску соленых груздей.

— А это что такое? — задал почти риторический вопрос Жук, взяв в руки бутылку зеленого стекла, в которую была налита какая-то темная жидкость.

— Портерная бутылка, — ответил Глеб. — Судя по форме и по фигурному выступу возле донышка, ей не меньше ста пятидесяти лет и она изготовлена на заводах Степана Усачева. Был когда-то такой знаменитый пивовар, пиво которого (в частности портер) считалось лучше аглицкого.

— Ну! Если это так, то бутылка имеет большую ценность.

— Точно.

— Может, умыкнем? — Жук хрипло хохотнул. — Вообще-то, я спрашивал о другом. Что в этой бутылке? Неужто портер?

— А ты открой и попробуй. Тогда не нужно будет гадать.

— Идея! Как пожелаем, так и сделаем… — С этими словами Жук откупорил бутылку и разлил густую янтарно-темную жидкость по чашкам. — М-м… — пожевал он губами, отхлебнув маленький глоток. — Нектар! Однако это не пиво. Похоже на ликер, но не очень сладкий.

— Что ж, помянем бабу Глашу. Интересно, она может за нами наблюдать из того измерения, куда переместилась?

— Ты веришь этому Антипу? — Жук скептически ухмыльнулся.

— Как это ни странно, но почти верю.

— Ну тогда, паря, я тебе сочувствую. Устал, поди, с дороги и несешь разную бредятину…

— Просто я немного знаю Антипа. Между прочим, он и сам совсем недавно возвратился из другого измерения.

— Все, приехали, клиент созрел. Не пори чушь. Пей. Может, в башке прояснится…

Они выпили. Неизвестный напиток был приятным на вкус, но шибал в голову посильнее чистого спирта. Когда бутылка показала дно, Глеб и Жук уже лыка не вязали. С трудом доковыляв к своим «полатям», они упали, как подрубленные столбы, и уснули в один миг.

Глеб проснулся среди ночи, будто его кто-то разбудил. Сна не было ни в одном глазу. Ему вдруг послышался звонкий девичий смех, доносившийся с улицы. Глеб прильнул к окну и замер, боясь вспугнуть потрясающее видение.

На улице было светло — почти как днем. Луна угнездилась в центре небесного купола и изливала на землю голубовато-призрачный свет. Ветер затих, и темные неподвижные контуры деревьев казались вырезанными руками искусного художника из черной бумаги и расставленными по садам и вдоль улицы. Тишина стояла поистине мертвая. Не слышно было и шума работающего колеса водяной мельницы. Глебу даже показалось, что он чувствует, как струится в жилах его кровь. Что касается сердца, то оно грохотало, словно набат. И было от чего.

По улице в лунном сиянии ехала давешняя девушка на белом жеребце. Только теперь она была не голая, а в коротенькой белой рубашонке, похожей на древнегреческую тунику; или на современную батистовую ночнушку. Тонкая ткань рубахи мало что скрывала, и девушка казалась обнаженной. Она ехала и счастливо смеялась.

«Чему она радуется?!» — подумал совсем сбитый с толку Глеб. Ведь в деревне траур.

Как бы в ответ на его мысленный вопрос, девушка вдруг остановила коня напротив дома бабы Глаши, нахмурилась и посмотрела, как показалось Глебу, прямо ему в душу. Ее взгляд был, словно ожог; Глеб резко отшатнулся от окна, словно его ошпарили кипятком.

Девушка снова расхохоталась, будто раздался хрустальный звон, мастерски подняла жеребца на дыбы, и пустила его с места в галоп. В этот момент она стала очень похожа на хрестоматийное изображение древней амазонки.

Неожиданно, откуда ни возьмись, на дороге появился огромный пес, очень похожий на волка (а может, это и был волк) и большими прыжками помчался вслед за конем. Спустя какое-то время топот копыт затих, и опустошенный Глеб сел на скамью, чтобы привести мысли в надлежащий порядок. Он не понимал, что с ним творится.

В этот момент луна спряталась за тучу и в горнице стало темно, хоть глаз выколи. А затем начало светлеть. Глеб поискал взглядом источник света — и не поверил своим глазам. Это над камином светился железный анк!

Сен-Жермен трудился над расшифровкой докладной записки, которую получил от некоего саксонца Христофора Шварца, служившего в Географическом департаменте Академии Наук. Это был тайный агент графа. Будучи в Саксонии по своим делам, Сен-Жермен обратил внимание на бедного музыканта, который едва сводил концы с концами, но обладал острым умом и задатками опытной ищейки. Завербовать Шварца графу не составило особого труда; впрочем, музыкант-неудачник и сам был рад продаться кому угодно, лишь бы выйти из нищеты.