Вперед - Энди Вейер

От Эйч Ти не укрылось, как удивленно поднял взгляд Сэм при виде такого количества кресел.

– Иногда наши клиенты приводят на просмотр своих родственников или друзей, – объяснил он. – Но, между нами, я считаю, что это не лучшая затея. Я хочу сказать, непросто обсуждать со своими родственниками и друзьями, как назвать своего ребенка, правильно? А тут речь идет о нюансах характера и личностного потенциала.

Появился молодой мужчина в черных брюках и белой сорочке, похожий на официанта. Эйч Ти повернулся к Сэму.

– Вы точно не хотите ничего выпить? Капучино? Минеральная вода? Джин с тоником?..

Должно быть, при словах «джин с тоником» Сэм выразил удивление, потому что Эйч Ти хитро усмехнулся.

– Это ведь ваш любимый напиток, верно? – Вместо объяснения он похлопал по зеленой папке, затем перешел на более серьезный тон. – Согласен, до пяти вечера еще далеко, но мы считаем, что выпить стаканчик чего-нибудь бывает очень полезно. Это позволяет человеку расслабиться, чтобы он откинулся назад и наслаждался процессом – что очень важно. Потому что вы должны получать удовольствие от процесса.

– Один джин с тоником, – сказал Сэм.

– Принеси два, Джеймс!

Джеймс моментально вернулся с двумя джинами с тоником в хрустальных стаканах – похожих на те, из которых Анни и Сэм пили на своей свадьбе. У Сэма мелькнула мысль, есть ли это в папке.

В третий раз за час Сэму предложили сесть, и он воспользовался этим приглашением. Как и в зале совещаний, кресла крутились и качались, и Эйч Ти опять максимально полно воспользовался их техническими возможностями.

– Ваше здоровье! – сказал он.

– Ваше здоровье.

Они чокнулись, после чего Эйч Ти обернулся в сторону кинопроекторской.

– Так, Гарри, начинай.

Свет погас, Сэм отпил глоток и откинулся в кресле. Он вынужден был признать, что кресло поразительно удобное. Как и раньше, на экране появился логотип «Витека», но только теперь он начал уменьшаться в размерах, словно растворяясь вдалеке, и наконец полностью исчез. После подходящего промежутка времени – достаточно длинного, чтобы забыть логотип, но недостаточно длинного, чтобы нетерпеливо заерзать, – в середине экрана появилось одно-единственное слово: «Даниэль».

Сэм удивленно оглянулся на Эйч Ти, но тот улыбнулся и кивнул. С самого начала Сэм и Анни решили, что у них будет мальчик, но они спорили о том, какое ему дать имя. Анни хотела назвать сына Энди, в честь своего отца, а Сэм – Даниэлем, в честь своего дяди; оба родственника ушли из жизни недавно. Сэма тронуло то, что его жена остановилась на Даниэле, ничего ему не сказав.

Первыми кадрами «проекции» стал новорожденный младенец, спеленатый в голубое одеяло. Хотя человека, державшего ребенка, в кадре не было, по его рукам становилось очевидно, что это мужчина, предположительно, отец. Младенец не плакал. Не морщил личико, не дергался. Скорее, как заметила комментатор: «С самого рождения с лица Даниэля не сходила улыбка».

Далее комментатор описала покладистый характер маленького Даниэля и его позитивный взгляд на жизнь, сопровождая свой рассказ короткими сюжетами о том, как мальчик в восемь лет помогает своему другу на игровой площадке, в пятнадцать лет накрывает на стол, а в двадцать два года на площадке перед престижным колледжем в Новой Англии в окружении своих сокурсников бросает в воздух студенческую шапочку, а родители с гордостью смотрят на него.

Сэм вздрогнул, осознав, что родители, стоящие спиной к камере, напоминали постаревших его и Анни. Но, разумеется, так и должно быть. Это ведь предположительно их ребенок. И руки в первых кадрах были не какими-то «отцовскими»; это были его собственные руки. При этой мысли Сэм уселся в кресле прямее.

Теперь Даниэль сидит за рулем потрепанного фургона, рядом с ним миловидная светловолосая девушка, а сзади картонные коробки. Проезжая по мосту, молодые люди наклоняются вперед и смотрят в лобовое стекло на небоскребы мегаполиса. Они останавливаются перед узким шестиэтажным зданием, из серии дешевого арендного жилья, в котором начинают свою взрослую жизнь молодые горожане. Держа в руках коробку, Даниэль придерживает плечом входную дверь, пропуская в дом свою подругу. Далее Даниэль стоит перед входом в современный деловой центр под названием «Сенчури-Тауэр». Проверив адрес по записанному на листке бумаги, Даниэль поднимает взгляд на сияющий фасад здания, после чего решительно проходит во вращающуюся дверь.

Хоть Сэм прекрасно сознавал, что вся эта постановка от начала до конца является вымыслом, он помимо воли ощутил определенный оптимизм, даже гордость, увидев, как Даниэль едет в машине вместе со своей очаровательной подругой, придерживает перед ней дверь, входит в это сверкающее офисное здание. Это чувство гармонировало с теплым шумом в голове, начинающимся от джина.

Поднявшись наверх, Даниэль представляется своему начальнику, тот проводит его в кабинет и знакомит с коллегой – еще одним молодым парнем лет двадцати с небольшим, который, это чувствуется сразу, станет первым другом Даниэля в большом городе. Когда Даниэль занимает свое место, готовый приступить к работе, комментатор подтверждает, что Даниэль начинает новую жизнь «с теми же самыми покладистым характером и позитивным взглядом на жизнь, которыми отличался с самого своего рождения».

Но не успела она завершить эту фразу, как набежали черные тучи, в ускоренном темпе проносящиеся над «Сенчури-Тауэр», и звучание музыкального сопровождения стало более зловещим. После чего комментатор подправила свое предыдущее замечание, добавив, что «не все в окружении Даниэля были такими же беззаботными».

Быстро сменяющиеся сюжеты показывают, что среди коллег Даниэля действительно есть более честолюбивые, более целеустремленные, более беспощадные люди. Кульминацией становится кадр, в котором «первый друг» Даниэля останавливается перед его столом и кладет ему документы на обработку. Камера фокусируется на настенных часах, стрелки которых начинают крутиться все быстрее и быстрее, до тех пор пока не сливаются, затем останавливаются на шести часах. Камера отъезжает назад, показывая Даниэля за тем же столом, но только теперь ему уже за тридцать. Работу ему подкладывает другой сотрудник, заметно его моложе.

От Сэма, не отрывавшего взгляда от экрана, не укрылось, что на всех этих кадрах Даниэль продолжал улыбаться. Однако теперь улыбка его была чуточку усталой, виноватой, быть может, даже смущенной. Сэму было больно видеть это.

Вечером Даниэль возвращается домой, в то же самое шестиэтажное здание. Он поднимается пешком по лестнице и заходит в маленькую квартиру, в которой тесно от велосипеда, детской кроватки и игрушек. Сбросив рюкзачок на пол, Даниэль проходит на крохотную кухоньку, где сидит его жена, один ребенок у нее в руках, другой на коленях. Вдруг сверху слышится ритмичный гул громкой танцевальной музыки. Даниэль смотрит на свою жену, по щекам которой стекают слезы усталости.

И сразу же следующий сюжет: утром Даниэль заходит в «Сенчури-Тауэрс», проходит в кабинет начальника, который теперь занимает его бывший друг, и коротко говорит: «Я увольняюсь».