Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов

— Oh, yeah! — Крис поспешил достать блокнот. — Один — пятерых?

Товарищ Барбарен несколько сбавил тон.

— Ну, они-то бить его не стали, священник все-таки. Мы закон соблюдаем.

Кейдж поглядел на Черного Коня. Свежий синяк под левым пастырским глазом можно различить с двадцати шагов.

— А это он сам себе навесил! — буркнул Барбарен. — Головой — об угол стола. Провокатор!

Все началось возле единственного в городе кафе с небольшого спора по поводу испанских событий. Один особо пылкий tovarishh нацелился кулаком аккурат в грудь разгорячившегося кюре.

— Но мы не устроили самосуд! — Мэр сурово нахмурился. — Мы протестуем строго по закону! У вас есть вопросы, Кретьен?

Таковые были, причем немало. К примеру, почему пострадавшие не требуют отдать виновника под суд — строго по закону? Не потому ли, что закон рассудит иначе? Однако у Криса имелся свой интерес.

— Гражданин мэр! Не могли бы дать мне ключ от часовни? Она, кажется, Мария На Камнях называется. Всё посмотрел, а ее — нет.

Барбарен гулко выдохнул.

— И вы туда же? Записались в пособники реакционеров? Мракобесию потакаете?

Кейдж изумленно моргнул. Часовня, как ему сообщили, была построена в 1820 году из камней разрушенного в годы Революции храма. Памятник местной архитектуры, и в книжке про нее есть.

Ругаться-то зачем?

— У этого спросите! — Мэр, несколько смутившись, дернул подбородком в сторону отца Юрбена. — Все церковное — по его части. И не обижайтесь, Кретьен, вы просто под горячую руку попали. Вечером приходите, посидим за стаканчиком.

— Позор мракобесу! — выкрикнули из заднего ряда. — Позор! По-зор! По-зор!..

Крис поправил ремень фотоаппарата и решительно шагнул к собору.

* * *

…Бастилию взяли, и первые головы уже вознеслись на пики, здесь же, в южной глубинке было по-прежнему тихо и спокойно. Обошлось и в августе бурного 1789-го, когда запылали по всей Франции замки. К графскому дому, что возле озера, подвалила толпа, но никто не убивал и не грабил. Из железного стенного шкафа[48] изъяли королевские грамоты с привилегиями и правами на разработку аметиста — и тут же, прямо у парадной лестницы, сожгли. Его сиятельство, не промолвив ни слова, поглядел на костер, плюнул на ступени и вернулся в дом.

Авалан занялся обычными делами и жил спокойно до декабря 1793 года, когда в город прибыл отряд санкюлотов из Тулузы — углублять революцию. Его сиятельство арестовали и отправили в Розовый Город — прямо в пасть трибуналу. Разграбленный графский дом охватило пламя, санкюлоты же вместе с примкнувшей к ним толпой направились к церкви возле озера, древней, еще альбигойских времен, но перед самой смутой перестроенной графскими щедротами.

Ничто не могло спасти храм. Всевышний отвернулся. И тогда на пути толпы встала молодая графиня с отцовской саблей в руках.

То, что осталось от ее тела, зарыли у подножия Аметистовой башни. А в 1820 году городской кюре освятил часовню Марии Девы На Камнях.

* * *

— Они все лгут, — Крис прикусил зубами сухую травинку. — Все! Но почему? Я пишу об их городе, пишу честно, стараюсь никого не обидеть…

Профессия обязывает, репортер Кристофер Грант и не такое еще видел — но все-таки крепко огорчился.

— Боятся? Но чего? Что я могу здесь узнать? Какие тайны могут быть в городке размером со станцию метро?

— Может, просто боятся, — негромко проговорила Мари-Апрель. — Страх лишает разума. А ты ничего не боишься, бесстрашный Кретьен? Не вообще, а прямо сейчас?

Сидели, как и прежде, на его куртке, постеленной поверх травы. И место то же, но время иное. Кейдж вообще не собирался возвращаться к Аметистовой башне. Но если в часовню нельзя, то куда? Подумал немного и, свернув с площади, двинулся строго на юг.

…Отец Юрбен, мракобес и провокатор, встретил его радостно, долго тряс руку и даже послал хмурому мэру воздушный поцелуй. Затем погрустнел, признав, что тоже грешен, потому как против собственной воли (прости, Господи!) вынудил достойных горожан предаться излишнему гневу. А что пострадал телесно, так это лишь во благо бессмертной души, хотя конечно же хвалиться этим (прости, Господи!) недостойно.

В общем, кюре был крайне доволен собой и явно жаждал продолжения. А вот ключа от часовни не дал. Нет его! И не было — еще у его предшественника забрали, потому как часовня — муниципальная собственность. А все прочее знает лишь tovarishh мэр.

— Боюсь? Прямо сейчас? — Крис сразу же вспомнил рыболова. — Сейчас — нет. А как тебя увидел — было. Ну, представь: вечер, руины башни, тень какая-то наверху. И вдруг она ка-ак прыгнет!

Мари-Апрель покачала головой.

— Все-таки узнал, кто такой суккуб? Потому и такой грустный?

Потомок упрямых кажунов сжал губы.

— Суккуб? Это для Джорджа, он такое любит… Ты в прошлый раз сказала насчет того, чтобы… Чтобы определиться… Мне двадцать семь лет, Мари-Апрель. Говорят, уже совсем взрослый, пора это… То, что ты и сказала. Я и определился — по самое не могу. Что человеку надо? Семья и карьера, вот я их комплектом и получил.

Сказал — и совсем расстроился. На что жалуется? Какому репортеру в жизни приходится просто? А то, что он, Кристофер Жан Грант, купился на мисс Пишущую Машинку, его вина, а не Камиллы Бьерк-Грант.

Кейдж поглядел в безоблачное южное небо, прикинув, что ясные теплые дни вот-вот кончатся, из-за Пиренеев подтянутся серые тучи, зарядит мелкий противный дождь.

Осень…

— По самое не могу, — повторила рыжеволосая. — Неужели все так плохо, Кретьен?

Репортер «Мэгэзина» очень вовремя прикусил язык. Кажется, его занесло. И сильно.

— Совсем не плохо. Живой, здоровый, сюда приехал, книгу пишу… Работа? Не привыкать, буду и дальше крутиться. А вот насчет остального… Ты на своего три года смотрела, у меня, понимаешь, совсем-совсем наоборот. В общем, не знаю, правильно ли… Правильно ли поступил.

Девушка ответила очень серьезно:

— И ты не хочешь поверить самому себе.

Протянула руку, словно желая коснуться его волос.

— Эта башня очень древняя, старше города на много веков. Наследие рыцарей Окситании — тех, кто погибли в Монсегюре. Сейчас о них пишут много плохого. Может, и правда, не знаю. Но они верили в то, что исполнение долга — и есть величайшее счастье в жизни. В наши дни это звучит конечно же нелепо… Тебе никто не поможет, Кретьен, даже та, которая совсем-совсем наоборот. Только ты сам.

Встала, поймав зрачками рыжий солнечный свет.

— Не грусти! Пойдем, покажу тебе часовню. Ключа нет и у меня, поглядим снаружи, если хочешь, в окошко заглянем. Ничего в ней особенного нет, подражание романскому стилю, а внутри — пусто. Жители славного города Авалана ее попросту боятся, как и этого места. А вдруг им встретится призрак растерзанной девушки с драгунской саблей наголо?