Наощупь - Юлия Резник

Глава 22

— Ты знал, что Голубкин пойдет по беспределу? — спрашивает Таня, когда сытые и довольные, мы, наконец, вытягиваем ноги перед телевизором, на котором включен какой-то музыкальный канал. Обнимаю ее за плечи, устраиваю поудобнее.

— Скажем так: я предполагал, что это может случиться.

— И ничего мне не сказал! — в тихий любимый голос закрадывается упрек. — Зато сам подготовился! Даже Сан Саныча подключил. Кстати, кто этот человек? — она чуть отклоняет голову, словно в попытке заглянуть мне в глаза. На секунду я зависаю, пытаюсь подобрать слова. Слова, которые бы все объяснили.

— Понимаешь, когда тебя кусают бешеные собаки, действовать приходится незамедлительно. Укол против бешенства имеет эффект в первые минуты после укуса, а не недели спустя. Именно поэтому моя вакцина была заготовлена заранее. Жаль только, тебя не уберег, — мои пальцы соскальзывают на щеку любимой и осторожно очерчивают контур.

— Ты не мог предположить, что он взбесится! — возмущенно протестует Таня. — Даже я не могла…

Данный факт меня никак не оправдывает, но спорить с Таней я не собираюсь. Я знаю, как с большим толком потратить наше с ней время.

— Ты подумала насчет танцев?

— Нет. Как-то не до этого было, знаешь ли!

— Ну, не сердись…

— Я не сержусь. Я переживаю. Очень. Лучше бы тебе не знать, как.

— Но я ведь знаю, — не могу не улыбаться. Таня медлит с ответом, но понимая, о чем я говорю, заливисто смеется.

— Это так странно, — через некоторое время заявляет она, хрустя сочным зеленым яблоком.

— Это — прекрасно, и ничего странного в этом нет, — не соглашаюсь я.

— Прекрасно! Но все равно странно. На какое-то время я словно стала тобой.

— Ты и была мной, Таня.

Она молчит. Тихо играет музыка, и постепенно к нам возвращается умиротворение. Как будто не было этого дня. Моего задержания, подброшенной дури, допроса, в котором я, и правда, не очень-то пострадал. В какой-то мере я был даже рад, что встретился с этим… лицом к лицу. Рано или поздно это должно было произойти. По крайней мере, теперь он тысячу раз подумает, стоит ли вообще заходить на мою территорию. Трогать меня, но, главное, мою женщину. Теперь он понимает, что на крючке. Сан Саный объяснил. Я не потрудился. Все, что я произнес за все время, проведенное в участке — наркотики мне подбросили при задержании. Все. Он пытался меня запугать, пыжился и бравировал, уверенный в том, что разговаривает со мной с позиции сильного. А я не разубеждал. Мне было неинтересно и скучно. Я даже не испытал удовольствия, когда в конце концов его осадил. Победа над червем никоим образом не возвеличивает. После такого хочется отряхнуться брезгливо и больше не вспоминать. Как хорошо все же, что Сан Саныч меня не послушался и, невзирая на мои слова, приставил ко мне своего человека. Иначе мой арест мог затянуться.

Спокойно скользящие по телу любимой руки постепенно становятся жадными. Пальцы все глубже и глубже пробираются под одежду, но снова отступают назад. Дразню ее.

— Скажи, а в парах, подобных нашей… Всегда такой мощный сексуальный накал? Или… он пройдет со временем?

— Это вряд ли. И ты, и я — последние из Рода.

— И что это означает?

— Хм… — я глажу отросшую бороду, вновь подбирая слова. — Любая сексуальная энергия напрямую связана с Родом. С той генетической линией, от которой пошел человек. Ни у тебя, ни у меня уже не осталось родни. Родителей, братьев, сестер… А значит, вся собранная Родом энергия теперь идет через нас. Это сравнимо с рекой. Там, где она течет единым потоком — энергия воды запредельна. Но в дельте, там, где река разделяется на рукава и протоки, она практически сходит на нет.

— Что ж, — задумчиво тянет она, — по крайней мере, теперь я понимаю, почему в старину процветало братоубийство.

— Да. Было дело. Древние люди понимали намного больше, чем мы. Человечество утратило многие важные знания.

— Но не ты…

— Но не я.

— Хм… Но ведь я не последняя, Степа? У меня есть сыновья.

— Это ничего не меняет. Чтобы приобрести себе достаточно мощный сексуальный потенциал, достаточно прирезать всех родственников по какой-то одной линии.

Колокольчиком звенит ее смех:

— Как хорошо, что передо мной не стоял этот выбор!

Улыбаюсь в ответ. Чувствую себя невесомым и одновременно с этим сильным, как никогда.

— Болтушка!

— И мне это нравится! Рядом с тобой я стала нравиться себе гораздо больше!

— Ты и была совершенством.

— Вот уж нет! Я вообще пришла к неожиданному, но, как мне кажется, очень точному выводу.

— Это к какому же? — заинтересованно поворачиваю голову на звук ее хрустального голоса.

— Женщина, сама по себе, вообще ничего не значит. Значит мужчина, который обратил на нее внимание.

Не спорю с Таней. Просто радуюсь тому, что она делится со мною своими мыслями. Что не боится, что я ее не пойму. Мне кажется, со мной она говорит обо всем, а раньше такого не было. Может, не так уж она неправа? Улыбаясь, гоню прочь непонятно откуда взявшееся тщеславие.

— Наш разговор все время уходит от самого главного…

— От чего же?

— Танцев. Ты пойдешь? Или я зря убеждал Золото провести мастер-классы посреди лета?

— А ты убеждал?

— Еще как. Мне ведь нужно поддерживать имидж идеального мужчины.

— Тебе это удается, — Таня хихикает и трется об меня холодным носом.

— Кондиционер убавить?

— Не нужно! А на твои мастер-классы, я, конечно, пойду. Только вот, знаешь ли, латиноамериканские танцы славятся своей откровенной страстью, и я боюсь…

— Да? — вскидываю бровь, уловив хулиганские нотки в ее голосе.

— Я боюсь, не станет ли меня ревновать к партнеру мой идеальный мужчина?

Молчу. Снимаю с коленей Таню, опираясь на ладонь, встаю.

— Я что-то не то сказала? — в голосе Тани скользит удивление и, наверное, легкий испуг. Протягиваю ей руку, помогая подняться, чуть тяну на себя. Она вбивается в мое тело, она с ним совпадает. Обхватываю ее шею ладонью, мне нравится ощущать, как колотится Танин пульс.

— Как ты вообще могла подумать, что это буду не я?

— Ты? Ты хочешь со мной танцевать? Это правда? Потому что ты не обязан!

— Не обязан. Но хочу. Как ты там говорила? Латиноамериканские танцы полны страсти? Ты готова мне ее показать?

Она мышкой замирает под моими руками. Мне непонятны ее колебания, я терпеливо жду.

— Я же… Я ведь уже толком ничего и не помню, Степа…