Сестрица - Дженнифер Доннелли

Значит ли ее смерть что-нибудь для ее матери? Изабель сомневалась. В конце концов, она не приносила матери ничего, кроме разочарований. Случалось ли когда-нибудь так, чтобы Маман не сердилась на нее, а, наоборот, была ею довольна?

Маман посмотрела на Изабель. В ледяных глубинах ее глаз что-то тяжко сдвинулось с места, так, словно по весне на реке треснул лед. Изабель заметила это и поняла, что оно происходит помимо материнской воли.

– Ты сильная. Ты такая сильная, – заговорила Маман. – Ты была еще совсем крошкой, а я уже видела это в тебе. И она пугала меня, твоя сила. Я баюкала тебя на руках и думала: «Есть ли на свете место для такой сильной девочки, как эта?»

Вдруг под ними затрещала и рухнула громадная потолочная балка. Она упала в переднюю, захватив с собой большую часть пола второго этажа. Шум был оглушительным. В воздух взметнулись тучи пыли и клубы дыма, из-за которых не стало видно ничего. Изабель закрыла голову руками и завизжала. Когда пыль стала оседать, она снова выглянула через перила и увидела внизу огромную рваную дыру, зиявшую совсем рядом с лестничным пролетом. Пламя ярилось вокруг этой черной дыры, делая ее похожей на распахнутые ворота в ад.

– Маман… прошу вас, – взмолилась она.

Но мать по-прежнему смотрела на зеркало и, казалось, совсем не слышала дочь.

От страха у Изабель подвело живот. Но тут внутри нее родилась другая эмоция, такая сильная, что задавила даже ужас. Это была ненависть. Сколько раз мать звала ее к себе в комнату, ставила перед этим самым зеркалом и смотрела на дочь поверх ее плеча? Недовольно кривилась, замечая, как платье морщится здесь и задирается там. Упрекала ее за веснушки, за кривоватую улыбку, за непослушные волосы.

И сколько раз Изабель смотрела в это самое зеркало и видела в нем неловкую, несчастную девочку?

Это зеркало и все остальные зеркала в доме украли у нее уверенность в себе, радость жизни, отвагу и силу, делая это постепенно, раз за разом. Они украли у нее душу; теперь им понадобилась и ее жизнь.

Где-то в глубине дома треснуло еще одно окно. И тут Изабель поняла, что надо делать. Она встала, вырвала зеркало у матери и с громким криком швырнула его через перила. Грохнувшись на каменный пол, зеркало разбилось на множество сверкающих кусочков.

– Нет! – только и успела вскрикнуть Маман, потянувшись к перилам. Несколько секунд она молча смотрела вниз, а потом подняла на Изабель беспомощный взгляд.

– Вставайте, Маман, – скомандовала Изабель, беря ее за руку. – Мы уходим.

И они снова стали спускаться по лестнице. Внизу обнаружилось, что большая часть пола сгорела. Осталась лишь узкая полоска вдоль одной стены, да и под ней уже пылали перекладины, неверный шаг, и они полетят в огненную бездну.

Прижимаясь к стене, Изабель провела Маман по остаткам пола к выходу. Почти у самой двери им пришлось перепрыгнуть через яму, над которой пола не осталось вовсе, и только потом они оказались на улице, где к ним кинулась плачущая Тави.

Изабель поспешила увести мать и сестру подальше от бушующего огненного ада, под сень старой липы. Там они обнялись, несмотря на обгорелые платья, обратили в сторону пожара запачканные сажей лица и стали следить за тем, как пламя грызет стены их дома, обрушивает тяжелые плиты крыши, уничтожая все, чем они владели на этом свете, все их прошлое и настоящее.

– А заодно, если повезет, – прошептала стоявшая в глубокой тени старуха в черном платье, – и будущее.

Утром, когда поднялось солнце, Изабель стояла под липой и смотрела на дымящиеся останки того, что еще недавно было ее домом.

Ее платье отсырело. Прядки влажных волос прилипли к коже. Утренний ливень затушил пожар, но еще до того принесший тучу ветер разметал тлеющие угли по двору так, что часть их долетела до крыши курятника и даже попала в открытое окно сеновала.

Когда это случилось, Тави открыла дверь и выгнала сонных кур со двора туда, где им не грозил пожар. Те убежали в лес, так что кур у них теперь тоже не было. Изабель успела вывести Мартина еще до того, как занялась конюшня. Сейчас он стоял с ними под липой и тряс головой, избавляясь от застрявших в гриве дождевых капель. Тави с Маман прижались друг к дружке под липой и спали, укрытые попонами, которые Изабель успела вытащить из конюшни.

Все, что было в доме, сгорело. Одежда. Мебель. Еда. Ассигнации, которые еще оставались у Маман, превратились в пепел; монеты и украшения либо расплавились в чудовищном жару, либо оказались похороненными под грудами тлеющих деревянных балок и горячих камней, так что добраться до них не было никакой возможности.

Никто из соседей не пришел на помощь. Никто не приехал поинтересоваться, живы ли они. Предложить им кров или еду. Они были совсем одни. Нищие. Всеми покинутые. И это пугало Изабель даже больше, чем пожар.

Окоченевшая под дождем, внутренне онемевшая, Изабель не знала, что они будут есть днем, где найдут кров ночью. Она не представляла, каким будет ее следующий шаг. И не видела никакого пути вперед.

Больше часа стояла она, обхватив себя руками, и молча смотрела на струйки дыма, поднимавшиеся от развалин к небу. Потом, услышав глухой стук копыт и скрип тележных колес, шагнула из-под шатра липовых ветвей посмотреть, кто это.

– Изабель, это ты? – услышала она голос. – Бог ты мой, девочка! Что здесь случилось?

Изабель увидела старого коня, запряженного в древнюю повозку, на которой высилась целая груда капустных кочанов, – все это вместе, скрипя, приближалось к ней. Правила Авара Ле Бене. Рядом с ней, с тревожным лицом, шаря вокруг блестящими глазами стервятника, сидела Тетушка.

– Был пожар, – тусклым голосом сказала Изабель. – Все сгорело.

Тетушка приложила к груди сморщенную руку:

– Какой ужас. Просто ужас, дитя мое!

– Что вокруг ходит, когда-нибудь да приходит, – фыркнула мадам Ле Бене.

– Как все началось? – спросила Тетушка.

– Не знаю, – ответила Изабель, прижимая ко лбу руку. – Я проснулась, а внизу все горело.

– Должно быть, искра из очага упала. Или уголек выкатился из-за решетки, – предположила Тетушка. – А где твоя мать? И сестра?

– Там. Спят, – сказала Изабель и указала под липу.

– Какой кошмар. Ты такая мокрая. И, судя по твоему виду, совсем замерзла. Тебе некуда идти?

Изабель помотала головой, потом подумала: «Может быть, маркиз сможет нас приютить. У него такой большой замок. А нам только и нужно что комната где-нибудь на чердаке. Мы могли бы…»

Тетушка побледнела. Она вскочила, напугав резким движением мадам Ле Бене и Изабель.

– Ни за что! – объявила она. – Слышать об этом не хочу. Маркиз – человек распущенный, дитя мое. Он живет с несколькими женщинами, и ни одна из них ему не жена. Нет, я не стану спокойно смотреть, как этот негодяй развращает двух молоденьких девиц!