Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дэниел шевельнулся в темноте. Сон приподнялся, как одеяло, которое его чуть было не раздавило. Он увидел, как блеснули глаза Армана. Услышал, как Арман шепнул:
– Забрала.
Джесс громко застонала. Невесомая, она плыла в жемчужном полумраке. Она увидела две поднимающиеся в воздух фигуры: Мать и Сын словно слились в танце. Они походили на возносящихся к Небесам святых под куполом церкви. Губы шевельнулись и беззвучно произнесли лишь одно слово: «Мать».
Глубоко подо льдом Пандора и Сантино заснули в объятиях друг друга. Пандора расслышала звук. До нее донесся крик Хаймана. Она увидела Лестата с закрытыми глазами и запрокинутой головой – он поднимался вверх в объятиях Акаши. Черные глаза царицы не отрываясь вглядывались в его лицо. От ужаса у Пандоры замерло сердце.
Мариус закрыл глаза. Больше он не мог сопротивляться. Наверху выли волки; ветер рвал стальную крышу. Сквозь буран пробивались слабые лучи солнца, словно воспламеняя кружащийся снег, и он чувствовал, как через лед, слой за слоем, спускается вялое тепло, от которого немеет тело.
Он увидел в ее руках спящего Лестата; она поднялась в небо.
– Остерегайся ее, Лестат, – прошептал он с последним сознательным вздохом. – Опасность!
Хайман растянулся на прохладном ковре и уткнулся лицом в руку. Моментально начался сон, мягкий, шелковистый сон о летней ночи в красивом месте, где над городскими огнями простиралось огромное небо, и все они собрались вместе, эти бессмертные, кого он теперь знал по имени и кому отдал свое сердце.
Часть 3. И ныне и присно и во веки веков
Спрячь меня
от меня.
Скрой мое
унижение –
ведь большую
часть жизни
толку от меня,
что от мертвого.
Стань крылом,
заслони меня
от желания
быть рыбой,
пойманной
на крючок.
Это жалкое вино
кажется вкусным,
но делает меня
Слепым.
И еще, возьми
мое сердце,
чтобы оно
так не болело.
1. Лестат: В объятиях богини
Не помню, когда я проснулся, когда впервые пришел в себя.
Но я знал, что мы с ней уже долго пробыли вместе и что я с животным самозабвением пил ее кровь, знал о том, что Энкил уничтожен и теперь первородное могущество принадлежит ей одной. А главное, благодаря ей я увидел и понял многое из того, что не было доступно мне прежде.
Двести лет назад, когда я испил от нее в храме, кровь молчала – хранила мрачное и величественное безмолвие. Теперь она стала неиссякаемым источником образов, доводивших до исступления мозг так же, как сама кровь доводила до исступления тело; я познавал все, что произошло; я присутствовал рядом с теми, кто один за другим погибали столь ужасным образом.
И я слышал голоса – они возникали и исчезали на первый взгляд без всякой причины и цели, похожие на шепоты, звучащие в пещере.
Мне казалось, что наступил момент просветления и все соединилось в единую цепь: рок-концерт, дом в Кармел-вэлли, ее светлый лик, представший моим глазам. И сознание того, что сейчас я с ней, в этом темном заснеженном месте. Я пробудил ее. Скорее, как сказала она, я дал ей повод подняться. Я заставил ее обернуться и бросить пристальный взгляд на трон, где она раньше сидела, и сделать несколько первых неуверенных шагов.
«Знаешь ли ты, что для меня значило поднять руку и увидеть при свете, как она двигается? Знаешь ли ты, что для меня значило внезапно услышать звук собственного голоса, эхом отдающийся в мраморных покоях?»
Мы танцевали в мрачном, окутанном снегом лесу – точнее, просто обнимали друг друга.
Произошли ужасные вещи. Во всем мире творилось нечто страшное. Массовое уничтожение тех, кому вообще не следовало родиться, – порочного племени. Бойня на концерте была лишь финалом.
Но я находился в ее объятиях в этой леденящей душу темноте, с наслаждением вдыхал знакомый запах зимы, и ее кровь снова стала моей – она порабощала меня. Когда она отстранялась, я испытывал невыразимую муку. Мне необходимо было привести в порядок свои мысли, узнать, жив ли Мариус, пощадила ли она Луи и Габриэль, а также Армана. Я должен был каким-то образом снова обрести самого себя.
Но эти голоса, шквал голосов смертных! Не важно, звучали они издалека или где-то поблизости – расстояние не имело значения. Мерой служила их интенсивность. Когда-то я мог остановиться на городской улице и слушать в свое удовольствие, как в каком-нибудь доме с погашенными огнями разговаривают, думают, молятся в своих комнатах жильцы. Но теперь мой слух обострился в миллион раз.
Но как только она заговорила, все остальные звуки смолкли и наступила тишина.
– Но я же сказала: Габриэль и Луи в безопасности. Неужели ты думаешь, что я смогу причинить зло тем, кого ты любишь? Смотри мне в глаза и слушай. Я пощадила намного большее их число, чем требуется. Это я сделала не только для тебя, но и для себя – чтобы видеть свое отражение в бессмертных глазах, слышать, как ко мне обращаются мои дети. Но я выбрала тех, кого любишь ты, тех, с кем ты хотел бы встретиться вновь. Я не могла лишить тебя такого утешения. Но теперь ты со мной и должен увидеть и познать все, что тебе открывается. Твое мужество должно сравняться с моим.
Я не мог выдержать видения, которые она мне посылала: последние секунды этой ужасной маленькой Беби Дженкс и вереница образов, в последний миг мелькнувших в ее умирающем мозгу… Они походили на сон доведенного до отчаяния существа. Невыносимо! А Лоран, мой старый спутник Лоран, иссушаемый пламенем на тротуаре; а на другом конце света – Феликс, с кем я также был знаком по Театру вампиров, – пламя протащило его по переулкам Неаполя и швырнуло в море. А другие… Неисчислимое множество других по всему миру – я оплакивал их, оплакивал их всех. Бессмысленные страдания.
– Разве это жизнь? – говорил я о Беби Дженкс и плакал.
– Вот почему я показала тебе всю картину целиком, – ответила она. – Вот почему все кончено. Нет больше Детей Тьмы. Отныне у нас будут только ангелы.
– Но остальные? – спросил я. – Что стало с Арманом?
И вновь послышались голоса, тихое бормотание, грозившее превратиться в оглушительный грохот.
– Иди ко мне, мой принц, – прошептала она. И снова тишина. Она протянула руки и