Тайна наложницы - Шахразада

Девушка вскинула руки, чтобы обнять шею любимого, и… кожаная лента, на которой держался любимый медальон Джамили, упала на чисто выметенные доски пола.

– Я согласна, – вновь проговорила девушка и лишилась чувств, обвиснув на руках халифа.

– Что с тобой, Джамиля, счастье мое? Что с тобой?

Веки девушки дрогнули, глаза приобрели осмысленное выражение.

– О мой любимый… Мне почему-то стало нечем дышать… Словно радость в единый миг покинула меня: руки не чувствуют твоего тепла, глаза видят все в черном свете, а моя душа не в силах вынести столь торжественного момента, хотя это должно было бы окрылять.

Халиф с ужасом слушал слова, что произносились все тише, и видел, как краски покидают лицо любимой. Посерели и запеклись губы, румянец истаял, как льдинка на полуденном солнце, даже прекрасные золотисто-карие глаза вдруг стали тусклыми…

– Эй, кто-нибудь! Воды! Визирь, опахало! И пусть немедля приведут лекаря! Владычице дурно!

И все пришло в движение. Засуетились слуги, побежал куда-то визирь, хотя всего в шаге от него стоял гигант мавр с огромным опахалом, в лавчонку бросился нубиец Джалал ад-Дин, чтобы лично засвидетельствовать почтение жене халифа…

– О нет, любимый, ничего не надо. Поздно! Я обманула тебя, мой единственный, мой… Гарун.

– Не смей так говорить, Джамиля, моя любовь! Через миг появится лекарь… Завтра мы предстанем перед имамом, и он совершит священный обряд…

– О нет, любимый… Ничего этого не будет… Проклятие Бастет настигло меня.

С ужасом увидел почтенный Сирдар, как стала его племянница похожа на ту умирающую девочку, какой она была когда-то, долгих одиннадцать лет назад. Это было в Рамадан, когда все правоверные радовались… Жестокие лекари, оказавшись бессильными перед неведомой хворью, нашли в себе силы честно в этом признаться.

Не верил своим ушам халиф. Ибо то был не нежный голос его возлюбленной, а сильный, чувственный голос неведомой женщины, который ему вчера довелось услышать во мраке постоялого двора в самый сокровенный миг единения.

– О чем говоришь ты, малышка Джамиля?

– О нет, добрый Гарун-аль-Рашид. Малышка Джамиля тебя уже не слышит. Всей моей силы не хватит, чтобы хоть на один день продлить ваше счастье…

– О чем ты, любимая? – почти простонал халиф.

– Знай же, добрый Гарун-аль-Рашид, что твоя возлюбленная умирает. Долгих десять лет я была ее душой, была ее жизнью, была ею самой. Долгих десять дет я боролась с болезнью, что некогда едва не унесла в мир мертвых малышку Джамилю. Я всего лишь душа, прóклятая душа, и мечтала стать свидетелем вашего счастья, мечтала увидеть тот миг, когда станет она не только твоей возлюбленной, но и царицей великой страны. Я мечтала глазами умницы Джамили смотреть, как растут ваши дети… Но теперь, увы, ничего этого не будет, ибо проклятие всесильной Бастет, пережившее тысячи лет, оказалось сильнее меня.

– Проклятие?

– Да, халиф… Знай же, что некогда я, Та-Исет, была ученицей и прислужницей великой Бастет, богини черной земли Кемет…

– О Аллах милосердный!..

– …Бастет, мудрая и сильная, защищала женщин страны, даровала плодородие земле и прекрасных детей людям. Но, увы! как всякая женщина, она была подвластна гневу… И бывал тот гнев громогласным, но быстро проходящим, как вчерашняя гроза, а бывал и тихим, но смертельным, как укус ее сестры, богини Уто, Великой Кобры.

Халиф слушал слова, что шептали полумертвые уста его любимой, и чувствовал, как грозные призраки прошлого, боги иной страны, боги мстительные, встают у него за спиной. Погас свет дня, перед мысленным взором Гарун-аль-Рашида заплескалась полноводная река, дававшая жизнь целой стране и сотням тысяч людей, в ней живущих. Вот перед ним появилась фигура богини с человеческим телом и головой кошки… Вот блеснули яростью ее зеленые страшные глаза, вот простерлась вперед сильная рука…

– …Богиня прокляла меня за то, что я полюбила. Полюбила великой, но глупой любовью земного юношу, который посмел спорить с богами и преуспел в этом. Прекрасный Имхотеп изобрел напиток, дарующий вечную жизнь. Богиня, должно быть, мечтала о том миге, когда назовет Имхотепа своим супругом. Но юноша ответил взаимностью мне. Когда наша страсть смогла соединить нас, об этом узнала жестокая Бастет. Она прокляла меня, лишила тела… сделала лишь душой, заключенной в медальоне.

Халиф со страхом внимал этим страшным словам. Он и верил им, и не верил. Быть может, любимая сейчас отлежится в его сильных руках… Быть может, ей надо просто немного отдохнуть, прийти в себя от потрясения… И тогда вновь зажгутся теплым светом ее прекрасные глаза, вновь нежная улыбка озарит лицо, и теплые губы ответят на его поцелуй – жизнь вернется к той, которая стала любимой, мечтой, самой жизнью Гарун-аль-Рашида.

Голос же Та-Исет, прóклятой души, продолжал свой страшный рассказ:

– Многие тысячи лет лежал этот медальон в далеких горах, которые сейчас называете вы горами Мерхан. Истлели кости Имхотепа, стерлись воспоминания об этом смелом юноше, дерзнувшем спорить с богами. Почти забылось и имя самой Бастет, великой богини, безжалостной и бессердечной. И лишь я, прóклятая душа, продолжала влачить никчемное существование, заключенная в камне древнего медальона. Так было до того самого дня, когда взял меня в руки Карим-хлебопашец, отец Джамили. Малышка умирала от неизвестной болезни, и лекари отказались от борьбы за ее жизнь. И в этот самый миг Карим вложил в ладонь умирающей девочки мой медальон.

Халиф сжимал тело своей любимой и чувствовал, как жизнь покидает ее. Руки девушки, еще так недавно крепко обнимавшие его, бессильно упали вниз, кожа потеряла краски, и лишь уста еще жили… жили своей жизнью, повествуя о событиях, которым просто не дано было случиться в мире Гарун-аль-Рашида.

– Десять долгих лет я была душой Джамили, ее здоровьем, ее радостью жизни. Я росла вместе с ней, врачевала людей, рассказывала чудесные сказки. Ее глазами я увидела великий Багдад и тебя, прекрасный халиф. Ее сердцем я полюбила тебя. Если бы твой Аллах позволил, ты бы получил в жены женщину необыкновенную, поистине удивительную, беззаветно любящую. Обе ее души были бы преданы тебе до последнего дня жизни. Но проклятие древней богини оказалось сильнее, ибо сказала тогда грозная Бастет, что никогда мне более не испытать страсти, никогда и никто более не полюбит меня, никогда и никто не возжелает меня. Так и случилось: малышка Джамиля полюбила тебя и испытала невероятную радость, что дарует лишь соединение любящих тел… Ты возжелал ее, ты желал ее столь сильно и столь нежно…

– О, я несчастный! – прошептал халиф, понимая, что его возлюбленная навсегда уходит от него.

– И теперь я покидаю тело Джамили, ибо не в силах более удержаться в нем ни на миг. Я рассказала тебе все и теперь вновь вернусь туда, где был мой приют долгие сотни лет. Быть может, гнев богини больше не падет ни на одну голову… Быть может, более никогда не возродится Та-Исет, которая вместе с твоей возлюбленной испытала и великую радость, и великое горе… Прощай же, добрейший из мужчин, прощай, наш возлюбленный… Я более ничего не могу… Прости меня… Прощай!..