Влюбленный призрак - Джонатан Кэрролл

Стоя на другом конце коридора, Даньелл крикнула мальчику:

— Привет!

Он улыбнулся, но глаза его были обращены на пса, которой стоял сбоку от Фатер и тщательно его рассматривал. Лоцман не относился к тем приветливым собакам, что бросаются на всех, кто входит в квартиру, а затем покрывают их слюнявыми поцелуями. Нет-нет, только не Лоцман. Он наблюдал и прикидывал. Он проверял незнакомца ровно столько времени, сколько требовалось. Только убедившись, что с ним все в порядке, он подходил и обнюхивал его или приветствовал тычком головы.

Но этот маленький посетитель был не таким, из-за чего Лоцман проявлял еще большую осторожность. От мальчика пахло как от Бена Гулда. Для собак запах человеческого существа — вроде отпечатков пальцев. Он неповторим и постоянен, его не подделать. Опрокинь на себя пузырек одеколона, четыре раза кряду прими душ — разницы никакой: человек сохраняет тот же аромат, уникальный только для него одного. За всю свою жизнь пес никогда, решительно никогда не встречал двух людей, от которых пахло бы совершенно одинаково.

— Это Лоцман?

И высокая женщина, и собака вздрогнули, услышав, как мальчик произнес эту кличку.

— Да, он. А откуда ты знаешь?

Мальчик снова пропустил вопрос мимо ушей и посмотрел мимо нее в гостиную.

— А ты — Даньелл Войлес?

— Да, это я. А мое-то имя откуда тебе известно?

Она подошла и встала позади Фатер.

— Потому что я пришел, чтобы помочь и тебе тоже.

— Но кто же ты? — спросила она.

Вместо ответа мальчик сказал Фатер:

— Твоя любимая песня — это «Under My Thumb».[20]

Повернувшись к Даньелл, добавил:

— А твоя любимая — это «What If I Can't Say No Again».[21]Верно?

Женщины одновременно сдвинули брови, потому что он был прав. Они всего несколько минут назад говорили о своей любимой музыке. О чем угодно, лишь бы отвлечься от происходящего.

По-прежнему глядя на Даньелл, он продолжил:

— По ночам ты храпишь, но этот звук приятный, забавный, потому что похож на тихое рычание. Так говорил твой приятель.

Мальчик попросил стакан воды.

Фатер хотела остаться и расспросить его обо всем, но к этому времени настолько смешалась, что была рада предлогу удалиться. Теперь поход на кухню и обратно предоставит ей время собраться с мыслями.

Проходя обратно в квартиру через гостиную, она миновала одно большое окно, затем — другое. На подоконнике второго окна стояли три фотографии в рамках из орехового дерева. Это она подарила их Бену, когда они жили вместе. До этого фотографии помещались в дешевых красных пластиковых рамках, которые он купил много лет назад. Они раздражали Фатер всякий раз, когда попадались ей на глаза, потому что она знала, насколько важны эти фотографии для ее друга. Однажды она купила три дорогие рамки, поместила в них фотографии и безо всяких церемоний снова поставила их на подоконник. Бен сразу же это заметил. Ее удивило, как тронут был он тем, что она считала незначительной услугой. Он любил эти фотографии, но еще больше любил он ее заботливость и то, как она заменила рамки, не привлекая к этому его внимания. Некоторое время назад все эти фотографии с улыбкой рассматривала Даньелл.

На первой была снята семья Бена, сидевшая за столом для пикника. Лил дождь, и все они были одеты в полиэтиленовые накидки. Вторая запечатлела его любимую бабушку за несколько лет до ее смерти. На фотографии на ней была синяя бейсболка. На третьем фото был сам Бен в летнем лагере, когда ему было девять лет. В одной руке он держал лук, а в другой — стрелу.

Фатер отошла от фотографий на несколько шагов и вдруг резко остановилась и быстро заморгала, потом двинулась назад, чтобы взглянуть на одну из них снова. Эта фотография и то, что случилось утром со Стюартом Пэрришем, говорили, что с нормальной человеческой логикой отныне покончено раз и навсегда.

Через две минуты она вернулась к входной двери. Протягивая мальчику полный стакан холодной воды, спросила:

— Тебя зовут Бен, верно?

— Спасибо. Да, так и зовут.

— Сколько тебе лет?

— Восемь.

Он выпил весь стакан в несколько глотков.

— А где Большой Бен?

Даньелл, недоумевая, уставилась на Фатер.

Мальчик шагнул в квартиру:

— Мне придется войти, раз я собираюсь вам помочь.

Через полчаса он сказал, что голоден, так что Фатер соорудила для него бутерброд с арахисовым маслом. Она не забыла взять белый хлеб и обрезать корочки, потому что Бен не любил хлебных корочек. На задворках почти пустого холодильника нашлась еще банка шипучки, потому что всю свою жизнь он любил этот напиток, и она тоже дала ее мальчику.

Они все сидели за кухонным столом, и две женщины смотрели, как маленький Бен Гулд уминал бутерброд и рыгал из-за того, что слишком быстро глотал шипучку. Он казался очень довольным собой.

— Так как же, Бен, ты сюда попал?

Хотя во рту у него был хлеб, он все-таки умудрился ответить:

— Я прискакал на песне.

— Ты написал песню?

— Нет, прискакал на песне. Вот как я сюда попал — прискакал на песне.

— Не понимаю.

Он пожал плечами, как бы говоря: это твоя проблема.

Стараясь, чтобы в ее голосе не сквозило нетерпение, Фатер спросила:

— Ты можешь мне все это объяснить?

Он положил бутерброд и надолго присосался к шипучке.

— Тебе нравится эта песня — «Under My Thumb». Когда ее крутили по радио, я прискакал на ней сюда.

— Но как? Как это ты скакал на песне? Что это значит?

— Не знаю, просто так делаешь, и все. Честно, это очень просто.

— Откуда ты взялся? Где ты был до этого?

— В Крейнс-Вью.

Фатер уже говорила Даньелл, что так называется городок на севере штата Нью-Йорк, где рос Бен.

— Ты прискакал на песне из Крейнс-Вью?

— Да, я ведь уже говорил. — Он впихнул в рот остаток бутерброда и потряс банку из-под шипучки, проверяя, не осталось ли чего внутри. — Хочешь, чтобы я показал тебе, как это делается? У тебя здесь радио есть?

— На холодильнике.