Оскар за убойную роль - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ура! Он мне поможет! Ура!» – внутренне возликовала Таня и благодарно воскликнула:
– Ты у меня самый лучший, самый замечательный, самый толстенный толстячок во всей Москве!
Отчим поток сомнительных комплиментов проигнорировал. Холодно сказал:
– Жду тебя через час.
Таня нажала на «отбой» и, стараясь не замечать, что ноги по-прежнему дрожат, а голова кружится, забегала по квартире. Одновременно собиралась, подкрашивалась, одевалась – и решала текущие дела. Позвонила маме, наврала, что уезжает в командировку. А то был бы мамуле облом: Юлия Николаевна очень любила звонить в «Пятую власть» и слушать, как Наташка почтительно говорит: «Одну минуточку. Я узнаю, свободна ли Татьяна Валерьевна». А тут никакой тебе «минуточки». Наоборот: «Садовникову? Нет, она у нас больше не работает. Ее уволили!»
Потом Таня набрала Димку Полуянова и обрадовала его тем, что изымает у него «пёжика».
– Прямо сейчас? – огорчился тот.
– Нет. До вечера можешь кататься, – милостиво разрешила Татьяна. – А часам к семи подгони его к моему дому.
– И на кофеек пригласишь? – уточнил Полуянов.
– Если «пёжик» умыт и весел.
– «Пёжик» в полном порядке, – поспешно заверил Димка. – Цел, ухожен, блестит лакированными боками.
– Ну, тогда вместе с ним привози тортик. Выпьем кофе и поболтаем. Только недолго, ладно? А то у меня тут дел выше крыши.
– Все дуришь головы честным гражданам, госпожа рекламщица? «Только с нашим моющим средством ваш линолеум превратится в дубовый паркет»?
Таня не стала рассказывать Димке, что в ее услугах по «дурению голов» в рекламном агентстве больше не нуждаются. В ответ усмехнулась:
– Можно подумать, ты не дуришь, господин журналист. Это ты писал про следы инопланетян на пшеничном поле?
– Я, – хохотнул Димка.
– Ну, и кто на самом деле пшеницу косил?
– Мы с фотокором. Всю ночь валандались. Мозоли натерли дикие…
– И что, народ верит?
– Спрашиваешь! Тираж подскочил несусветно.
– Значит, мы с тобой друг друга стоим, – подвела итог Таня. – Ну, все, Димуля, опаздываю дико. Жду тебя вечером.
Она положила трубку, поспешно докрасила левый глаз – когда у уха трубка, краситься сложно – и выскочила из квартиры. По лестнице, как девчонка, мчалась бегом, выходную дверь, словно школьная хулиганка, распахнула ударом ноги. Немного странно вести себя, как будто ты юна и здорова, когда на самом деле голова по-прежнему кружится, а в желудке – урчание и противный тошнотворный комок… Ладно, плевать она хотела на слабость. Главное в борьбе с собственным организмом – не обращать на его выходки внимания. И вести себя так, будто у тебя ровным счетом ничего не болит.
Во дворе – никого, только на лавочке у подъезда млеет старушка-соседка. Таня скороговоркой пожелала ей доброго утра и вприпрыжку побежала к «тойоточке».
За ночь на машину никто не покусился – стоит, красавица, стекла все влажные от росы, а на капоте опять дрыхнет дворовая трехцветная кошка. Ну что за наказание! Других ей нету мест, что ли, где спать? Таня эту кошатину, рвань подзаборную, давно гоняла. Она, конечно, совсем не против домашних, а также диких животных, но зачем же краску когтями царапать?
– Брысь! – прикрикнула Таня.
А кошка на нее ноль внимания, спит без задних лап.
«Мне бы такие нервы!» – позавидовала Татьяна.
Она приблизилась к машине, склонилась над нахальной животиной:
– Эй, киска! Ку-ку! А ну, чеши отсюда!
Кошка неохотно распахнула наглые желтые глаза. Равнодушно взглянула на Таню, потом отвернулась, потянулась – и снова устало откинулась на капоте.
От такого нахальства Татьяна даже опешила. С некоторой опаской повторила:
– Пошла вон, говорю!
Никакой реакции – только презрительный взгляд желтых глаз. Таня нагнулась, подняла с земли палку – сейчас она придаст этой нахалке ускорение! – но у кошки неожиданно нашлись защитники.
Старушка-соседка, божий одуванчик, гневно выкрикнула со своей лавочки:
– Эй! Что ты делаешь?!
Голосок у бабули оказался зычный – с асфальта взметнулась стайка воробьев, а Таня вздрогнула и отдернула руку с палкой.
– А что я такого делаю? – не поняла Таня.
– Не смей трогать кошечку! – приказала со своей лавки бабка.
«Ах ты, старая карга! – внутренне закипела Таня. – Чего лезешь не в свое дело?!»
Но ругаться с бабкой вслух не стала: она давно усвоила, что пенсионерки в доме настоящие хозяева. Начнешь с ними ссориться – сама же потом и пожалеешь, когда к тебе из Мосэнерго придут: «Нам тут сигнал поступил, что у вас на электросчетчике «жучок» установлен»… Или когда в двадцать три ноль пять наряд милиции приедет: «Соседи жалуются, что у вас телевизор громко работает в часы законного отдыха граждан!»
И она вежливо произнесла:
– А что же мне делать? Не могу ведь я прямо с кошкой ехать!
– Возьми на руки и сыми аккуратно, – приказала бабка.
– Не буду я ее брать! – возмутилась Татьяна. – Вдруг она лишайная?!
– Не лишайная, – безапелляционно заключила старуха. – Кошечка хорошая, чистая, я ее знаю…
– Раз знаете – тогда снимайте сами, – ядовито предложила Татьяна.
Она даже не понимала, кто ее бесит больше – въедливая старушенция или наглая кошка, которая на перепалку ноль внимания, спит себе и спит…
– Развели машин, кошечкам спать негде… – продолжала ворчать соседка.
– Вы будете снимать кошку или нет? – выкрикнула Татьяна, снова поднимая палку.
– Не смей! Не смей, говорю! – взвилась старуха и приказала Тане: – Подойди сюда и помоги мне встать.
– О боже!
– К животным нужно относиться добрее… – пробурчала бабка, опираясь на Танину руку. И назидательно произнесла, с кряхтеньем делая первый шаг: – Мы в ответе за тех, кого при…
Закончить цитату она не успела – замерла, вцепилась в Танину руку так, что синяк останется, выдохнула:
– Ой…
«Ну, что еще?!» – чуть не закричала в сердцах Татьяна. И тут увидела: кошка с машины спрыгнула и пулей несется прочь… а сама машина… ее «Тойота»… ее любимая ласточка… вдруг окутывается облаком черного дыма. Всполох пламени, скрежет, звук взрыва – ужасающе громкий, такой, что заложило уши… А потом – снова тишина. И вместо ее машины – только страшный остов, окутанный безмолвным пламенем. И бабка клещами держится за Танину руку и все повторяет: «Господи боже мой!..»
* * *
Таня усадила бабку обратно на лавочку… С минуту смотрела, как горит «тойоточка», – на место пожара уже слетались любопытные пацаны, а из окон дома, одно за одним, выплескивались удивленные лица соседей. Потом услышала: ее зовет Армен, жилец с нижнего этажа: