Свои, родные, наши! - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага! – засмеялся Родион. – Точно дама придет.
– Кого ждем? – нетерпеливо спросил Михаил Иванович.
– Потерпите, скоро все узнаете! – Таисия Александровна с непреклонным видом ушла на кухню.
– Ну что? – вздохнул Михаил Иванович. – Тогда еще в шахматишки?
В эту самую минуту к воротам Дома с лилиями подъехало такси с шашечками, и из него вышли Лиля и Аришка.
Лиля с трудом сдерживала слезы, а Аришка смотрела на дом с сомнением:
– Старый он какой-то… У Коти на Аляске и то больше.
– Только вот про Котю ни слова, – предупредила Лиля. – Не теперь, ладно?
Таксист поставил вещи на крыльцо.
В окне дрогнула занавеска: Таисия Александровна увидела, что прибыли те, кого она ждала.
Только она знала о возвращении Лили и Аришки – и как же взволновалась сейчас: какое впечатление произведет тот сюрприз, который она так тщательно готовила?!
– Родя, Миша! К столу! – позвала Таисия Александровна, нервно стискивая руки. – Садитесь, я сейчас.
Она вышла на крыльцо.
– Давай-ка пока махнем по пятьдесят! – заговорщицки шепнул Говоров, наполняя рюмки.
Родион торопливо положил на тарелки салат – оба изрядно проголодались! – и в эту минуту в столовую вошли Лиля и Аришка.
– Ну, здравствуйте, – неловко проговорила Лиля.
Оба мужчины привстали – и тут же вновь рухнули на свои стулья.
– Аришенька, – сказала Лиля, обнимая дочь за плечи, – ты помнишь? Это твой дедушка. Говоров Михаил Иванович. Дедушка Миша.
Аришка слабо улыбнулась.
Михаил Иванович застегнул верхнюю пуговку рубашки и подумал, что Тася была права – зря он забыл про галстук!
Родион сидел, прижимая к себе салатницу, и смотрел на гостий, как на призраков.
– А это, – неловко начала Лиля, – это…
Она запнулась, явно не зная, как представить Родиона, но Аришка перебила ее:
– Я помню! Это мой папочка!
И кинулась в объятия Родиона, который едва успел брякнуть салатницу на стол.
– Аришка! Дочка! Девочка моя любимая! – бормотал он, прижавшись щекой к ее голове. – Радость моя!
– Здравствуй, папа, – тихо сказала Лиля, глядя на отца.
Говоров кивнул:
– Ага…
Внезапно вскочил и, тяжело опираясь на палку, побрел вверх по лестнице.
– Ты куда? Папа… – беспомощно воскликнула Лиля, но он не обернулся.
Таисия Александровна покачала головой и шепнула дочери:
– Дай ему время.
Но он не появился даже через час. Лиля не выдержала и пошла наверх. Почему-то она даже не заглянула в его спальню, а сразу поднялась в мансарду. Она еще помнила странную власть этой комнаты, куда все обитатели этого дома убегали, когда случалось что-то, надрывающее им душу…
Она не ошиблась. Михаил Иванович сгорбившись сидел под окном.
Он резко вздрогнул, когда открылась дверь и вошла Лиля. И она поняла: ждал! И пожалела, что не решилась прийти раньше.
– А ведь ты только кивнул мне, – с горечью шепнула она. – Скажи хоть слово! С мамой я говорила по телефону, а твой голос не слышала целую вечность!
– Я не знаю, что сказать… – прохрипел Михаил Иванович.
– Папа! – Лиля бросилась к нему, обняла, соскользнула на пол перед ним: – Папочка, прости меня! Я так виновата перед тобой, перед всеми вами! Прости!
Он сидел неподвижно, только поглаживал ее руку. Потом выдавил:
– Думал, уже не увижу тебя, Люлька.
– Мы не хотели волновать тебя по пустякам. Мы написали прошение, и я ждала разрешение целых два года! Пап, ну прости ты меня!
Михаил Иванович смотрел на ее склоненную голову и думал, что и ему есть за что просить прощения. За то предательское письмо… Да и за все, что наворотил в ее судьбе в прошлом!
Но Лиля простит, он это знал. Поэтому просто прошептал:
– Ты не бросай меня больше.
– Никогда, – всхлипнула она.
Михаилу Ивановичу тоже очень хотелось плакать, но он все же тряхнул остатками бодрости и провозгласил:
– А книжку твою я прочел!
И Лиля вздохнула с облегчением: все же отец ее простил!
Ночь каждый провел в своей комнате. Аришка вернулась в детскую вместе со всеми своими игрушками, привезенными из Англии, а Лиля – в свою бывшую девичью спаленку.
Утром ее, как всегда, разбудили солнечные лучи, которые все эти годы нахально пробирались между занавесками, словно ожидали возвращения хозяйки этой комнаты.
Открыла шторы, приотворила окно – и увидела внизу Родиона, который возился на клумбе.
На клумбе с лилиями!
То есть цветов там, конечно, еще не было, на дворе только конец апреля, однако Родион, кажется, что-то сажал.
Лиля надела первое попавшееся платье, набросила на плечи кружевную шальку и спустилась во двор.
Посмотрела через плечо Родиона на клумбу. Ну да, он сажает проросшие луковицы!
– Когда же ты успел их достать? – спросила изумленно. – Ночью?
– Было бы желание, – улыбнулся он. – Как спалось?
– Хорошо, спасибо.
Лиля села на бортик клумбы и принялась помогать Родиону. Вот удивительно… сколько лет прошло, а она все помнит до мелочей: какой глубины должна быть ямка, как приминать землю вокруг луковицы, сколько воды нужно…
Родион поглядывал исподлобья – осторожно, словно не веря тому, что они сидят рядом, что их руки соприкасаются… И Лиля сказала то, что давно собиралась сказать:
– Родя, я ведь повиниться перед тобой должна. Это из-за меня наша семья разрушилась, а ты карьеры лишился. Прости меня.
Родион опустил голову, и Лиля с болью увидела, что волосы у него почти все седые. И это из-за нее! Да что ж за нелепая у нее судьба – горе приносить тем, кто ее любит? Добро бы хоть сама счастье нашла, а то ведь – нет? А может быть, его и не стоит искать? Просто смириться с тем, что предлагает жизнь, успокоиться… Вдруг оно само придет, счастье?
– А я тебе, наоборот, благодарен, – неожиданно сказал Родион. – За то, что Аришке отцом остался. Ее я не упущу. Катька свою жизнь устроила. Нашла себе в Москве какого-то профессора, диссертацию пишет под его руководством… А вот Киру я себе простить не могу. Но будем надеяться, что все устроится.
– Да, – вздохнула Лиля. – Будем надеяться…
В тот же день она поехала в Заречный монастырь. Почему-то боялась, что Киру не позовут или что она не захочет выйти, но уже совсем скоро увидела через решетку ворот, как к ней приближается худая фигура в черном, с головой, замотанной платком, и отрешенным выражением бледного лица.