Иерусалимский покер - Эдвард Уитмор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джо вывел патриарха в переулок, вернулся и рухнул на стул. Обезьянка вновь свернулась на плече Каира.
Наглая ложь, сказал Мунк, улыбаясь. Рука Господня? Я тут вспоминаю, что всего минуту назад видел в руке Всевышнего стакан с ирландским самогоном.
Господи, да что ж это такое, почему твое сердце сегодня недоступно благодати? И ты с ним заодно, Каир?
Представление затянулось на целых три часа, пробормотал Каир. Его надо было вышвырнуть отсюда еще до рассвета, вместе с тремя другими мерзавцами.
Ну конечно, сказал Джо, я знаю, виноват. Но этот жирный скользкий тип с водянистыми глазками просто не замечал рассвет, и все тут. Все надеялся, что скоро ему привалит удача, пока ваш болотный житель раскидывал по всему столу карты, изо всех сил стараясь его разубедить. Ну что ж, наконец-то все кончилось, но Господи Иисусе, это чертовски трудно — вот эдак ходить по краю.
Какая там была разница? спросил Мунк, протирая глаза и зевая.
В его деньгах, ты хочешь сказать? Двадцать часов от приезда до отбытия, и у него два шиллинга в запасе. Но он столько же потратил на минеральную воду, так что наш парень вышел вчистую. Ни полпенни больше, ни полпенни меньше.
Великолепно, Джо.
Но стоило ли тратить на него лишние три часа? спросил Каир, позевывая.
Мне, черт возьми, кажется, да. По-моему, любая чертова церковь в этом воровском логове под названием Алеппо, одновременно сирийская и греческая, нуждается во всевозможной поддержке, и особенно в реформации церковных иерархов, — мы положили хорошее начало. По-моему, там творятся какие-то темные делишки, а об их истинном размахе мы даже не подозреваем. Сирийские штучки с греческими штучками вдобавок да еще и с именем Господа нашего на фасаде? Лично меня это пугает. Настоящие извращенцы, и все эти дела просто криком кричат, что на самом верху нужно что-то менять.
Каир улыбнулся. Мунк рассмеялся. Они сгорбились в креслах — слишком устали, чтобы куда-то идти. И вдруг откуда-то издалека донесся зловещий лай и наполнил собой комнату.
Что это? спросил Мунк.
Просто ветер на улице, быстро сказал Джо, выпрямился в кресле и присвистнул. Слышите? Просто ветер на улице, такой интересный акустический эффект — это все из-за узких извилистых улочек.
Он не снаружи, сказал Мунк. Клянусь, он звучал откуда-то отсюда.
Из угла, добавил Каир.
Вот и я о том же, сказал Мунк. Из угла, где сейф.
Сейф? спросил Каир.
Голову даю на отсечение.
Из сейфа, Мунк?
Мне так показалось.
Ну-ну, сказал Джо. Я думаю, мы все очень устали, это просто у нас в головах шумит. Скоро с нами каменный скарабей заговорит. А что, не бывает такого? Давайте навострим уши — что там?
Джо сложил ладонь лодочкой, прикрыл рот, и из угла, откуда огромный скарабей смотрел на них с хитрой улыбкой на морде, зазвучал голос, больше похожий на скрежет.
«Ага, проклятые смертные. Вы и вправду думали, что можете узнать тайну скарабея? Никогда, говорю вам. Она заперта здесь, в моем черном сердце, навечно, тайна — камень в улыбающемся скарабее вечности».
Со скрежетом рассмеявшись напоследок, голос умолк. Мунк и Каир застонали. Джо задумчиво кивнул.
Ну и какой мы из этого делаем вывод? Довольно-таки очевидно, что нам всем нужен отдых после утомительной ночи у карточного стола. Ах, я вас задерживаю? Давайте-ка я все тут уберу, а вы оба пойдете по домам, вы заслужили отдых. Нет-нет, никаких возражений, я свои обязанности знаю. Пошли-ка, Мунк, мой дорогой. Давай-ка, Каир, детка. Господи боже, какие ж вы тяжелые, когда двигаться не хотите.
Джо поднял обоих на ноги и вытолкнул в переулок. Он стоял в дверях, улыбался и смотрел, как они уходят, махнув им рукой на прощание, но как только они завернули за угол, он проскользнул внутрь и плотно закрыл за собой дверь. Он рухнул на стул и взгромоздил ноги на стол, бормоча про себя.
Господи, еще чуть-чуть — и… Еще минутка — и наш старик показался бы на поверхности, и пришлось бы все это расхлебывать — тайна пещер раскрыта, и ничего уже не вернешь.
Он встрепенулся. Ручка на высоком сейфе начала поворачиваться. Скрипнули пружины. Дверь открылась, и из сейфа вышел Хадж Гарун, держа в руках стопку аккуратно свернутого белья, а под мышкой — рог.
Здравствуй, пресвитер Иоанн. Я-то думал, ты уже в постели.
Я тоже думал, но меня занесло прошлой ночью, возился с десницей Божией и все такое.
Что-то случилось? Ты чем-то расстроен?
Только из-за себя самого. У нас тут едва не произошла катастрофа.
Что случилось?
Ранним утром пошли слухи, что крестоносцы возвращаются.
Что? Снова? А мы-то здесь сидим! Быстро, мы должны подать сигнал и занять посты.
Охолони, это просто слухи, оказалось, что никто на нас не нападает. Хорошо, правда?
Хадж Гарун вздохнул, шлем у него опять съехал. На глаза старику пролился дождь ржавчины.
Конечно. Какое облегчение.
Вот и я о том же.
Расскажи-ка мне.
О чем?
О слухах.
Ах да. Что ж, все предзнаменования были правильными. Крестоносцы экипировались как следует, с ног до головы в доспехах, с чудовищными лошадьми и неуклюжими осадными машинами, мечи звенят, палицы болтаются, шипастые булавы и тяжелые копья, все звенит, грохочет и лязгает, словом, при полных регалиях.
На глазах у Хадж Гаруна выступили слезы.
Не нужно, прошептал он. Я знаю, как они выглядят.
Ой, прости, конечно знаешь. Ну так вот, эти благородные христианские рыцари дошли аж до Константинополя и решили там отдохнуть, а заодно разграбить этот добрый христианский город, как положено добрым христианским рыцарям, и всласть повеселиться, поубивать, пожечь, пограбить, а потом делили добычу, как пристало добрым христианам, — упоительно, такая интересная игра, но вот зверства им прискучили, они сказали: «Хватит!» — и решили: да и бог бы с ним, с Иерусалимом.
Это был Четвертый крестовый поход, сказал Хадж Гарун, вытирая слезы и улыбаясь. Ему явно полегчало.
Конечно. Он самый.
А все походы с пятого по девятый не принесут большого вреда.
Рад слышать. Значит, у нас с тобой есть время расслабиться и отдохнуть. Я вижу, у тебя с собой твой надежа-рог. Ну и мощный сигнал ты подал несколько минут назад.
Я был в конце туннеля, как раз подходил к лестнице.
Ясно. Так ты просто возвещал о себе или в этом сигнале была необходимость?
Мне показалось, кто-то промелькнул за скалой.
Ага.
Но это была игра воображения.
И все?