Триста спартанцев - Наталья Харламова

Горго села в кресло, положив сына на коленях.

Вошли эфоры. Их было двое. Они поприветствовали царскую чету. Один из них сказал:

— Прибыли из Персии наши послы, которых мы отправили к Дарию в искупление за умерщвлённых персов, — Сперхий и Булис. Ксеркс милостиво отпустил их, даровав жизнь, очистив нас от скверны.

— Я очень рад слышать это. Спасибо, что вы пришли сообщить мне эту новость, — прохладно сказал Леонид.

— Это ещё не всё. Они привезли письмо от Демарата.

— Да? Это интересно. Кому же оно адресовано? Мне?

— Нет, оно предназначалось для Перкалы.

— Тогда при чём тут я?

— Эфоры постановили, чтобы ты в нашем присутствии прочитал письмо. Оно может содержать нечто важное. Так открыли нам звёзды.

— Хорошо, если таково ваше решение.

Леонид взял дощечки и перерезал скрепляющие их тесёмки ножом.

— Но тут ничего нет! — вскричал он в изумлении. Подбежавшие эфоры воззрились на девственную чистоту воскового покрытия. Сколь они ни силились, поворачивая так и сяк дощечки, ничего не смогли различить. Ни надписи, ни значка. Всё было чисто.

— Это письмо Демарата, которое он передал нашим послам? Он что-то хотел сказать этим. Но что? Какой-то тайный знак? Но к чему эта загадочность? Хотел что-то сообщить тайно? Но тайно от кого — от нас или персов?

— Ясно, что он хотел этим дать условный сигнал. Надо допросить Перкалу. Она, наверно, знает, что это может означать. Возможно, здесь кроется какое-нибудь предательство, — угрюмо проговорил эфор.

— Я отлично знаю Демарата, — сказал Леонид, — никто не убедит меня, что он способен на подлость и предательство и будет замышлять что-нибудь недоброе против Спарты.

— Но мы обошлись с ним несправедливо и поступили дурно. Он может иметь желание отомстить нам.

— Он, прежде всего, спартанец благородного происхождения, сын благородного отца. Демарат не способен на подлость и предательство.

В этот момент Горго подошла ближе, не спуская глаз с послания.

— Тут какая-то хитрость, — произнесла она задумчиво. — Демарат не из тех людей, чтобы затевать глупые розыгрыши. Он мудр и осторожен.

С этими словами она взяла в руки дощечки, пристально посмотрела на них, потом ножом начала соскребать воск. Под воском стала проступать надпись. Все в один голос вскричали. Леонид взял в руки дощечки и продолжил работу, начатую Горго. Вскоре показалась вся надпись.

— Вот уж поистине, ты самая мудрая из женщин! — восхищённо в один голос вскричали оба эфора. — А мы, когда вошли, были недовольны, что ты присутствуешь при нашем разговоре.

— А я всегда знал, что от Горго больше проку, чем от всей нашей герусии, — сказал довольный Леонид. — Но давайте прочтём надпись, — он наклонился над письмом. — «Мужи-граждане Лакедемона…» Видите, письмо было всё-таки адресовано нам и писал он его, по-видимому, подвергая себя большому риску. Итак, «граждане Лакедемона, готовьтесь к войне. Ксеркс идёт на вас с великой ратью. Вас спасёт только ваша доблесть и союз с Афинами и со всеми эллинами. Не медлите ни минуты! Скорее отправляйте послов во все концы Эллады, объединяйтесь для борьбы с Варваром. Да хранят боги Элладу! В ваших силах спасти отечество от рабства. Преданный вам Демарат».

Все стояли, поражённые как громом. Больше всех была потрясена Горго. Она медленно опустилась на стул, лицо её осунулось и побледнело. Малыш, словно ему передалось настроение матери, захныкал у неё на руках. Не в силах больше сдерживать себя, молодая женщина, прижав ребёнка к груди, ушла в дом. Там она дала волю чувствам. Слёзы лились из её глаз. Мысленно она уже прощалась со своей прошлой счастливой жизнью.

Вечером состоялся совет герусии и эфоров. Было решено немедленно отправить послов в Афины и другие города Греции для создания всеэллинского союза.

В ту же ночь, не дожидаясь рассвета, послы отправились в путь.

— Как бы сегодня нам пригодились добрые отношения с соседями, — вздыхая, говорил Леонид Горго. — Теперь, когда так много зависит от нашего единства, как поступят аргивяне? Захотят ли они после того, что устроили у них Клеомен и Левтихид, встать с нами рядом в строю? И даже если они согласятся участвовать в общем деле, доверия не будет. Как же нам повредили эти бесконечные войны на Пелопоннесе!

— Мой отец давно мёртв. Не надо осуждать его. Так он видел благо Спарты. Он считал, что спартанец и воин — это синонимы. Каждый спартанец должен погибнуть в бою или победить.

— И ты тоже так считаешь?

— Нет, Леонид. Просто я не хочу, чтобы ты говорил плохо об отце, который уже не может защитить себя.

— Прости меня, я досадую, потому что сознаю всю тяжесть нашего положения. Многие в Элладе сочтут его даже безнадёжным. Сейчас всё зависит от того, удастся ли нам договориться с афинянами и привлечь на свою сторону большинство греческих государств на материке и на островах.

Леонид подошёл к колыбели и наклонился над спящим младенцем.

— Я должен сделать всё, чтобы мой сын дышал свободным воздухом Эллады. Даже если нам всем предстоит погибнуть, пусть так, но мы не станем рабами Варвара.

На зов спартанцев откликнулись Афины и ещё несколько городов. Встречу Леонид решил организовать на Коринфском перешейке, соединяющем Пелопоннес со средней Грецией, на стыке двух миров — дорийского и ионийского.

Когда он прибыл в Коринф, уже сгущались сумерки. Его сопровождали двое эфоров и несколько всадников. Решено было стать лагерем под стенами города возле горячего источника. Они приехали первыми. Вскоре стали прибывать посланцы от других государств Пелопоннеса, совсем к ночи прибыл из Афин Фемистокл. Общее собрание было назначено на утро.

Леониду никак не удавалось заснуть. Он вышел из палатки, вдыхая прохладу ночи. Взгляд его невольно обращался на север, оттуда надвигалась страшная гроза, которая скоро сметёт уютный мирный быт маленькой Эллады и зальёт землю кровью.

Он вернулся опять в свою палатку. Здесь всё было по-спартански скудно — простой солдатский тюфяк, набитый высушенной морской травой, покрытый овчиной, служил ему постелью. Он долго ворочался, не в силах уснуть. Наконец на него навалился тяжёлый мучительный сон. Леониду представилась посреди выжженного поля плачущая Горго. У ног её лежал маленький Плистарх, весь окровавленный и неподвижный. Затем он увидел, как толстый перс бесцеремонно схватил Горго, связав ей руки и ноги, положил на лошадь и повёз прочь. От этого жуткого видения он вскочил, будто его окатили холодной ключевой водой, туг он услышал, как в палатку осторожно постучали.

— Мегистий! — радостно и вместе удивлённо воскликнул спартанец, узнав вошедшего.

— Приветствую тебя, царь Спарты, — почтительно произнёс тот и низко поклонился. — Я не разбудил тебя?..