Когда он проснется - Фридрих Незнанский

А всесоюзные слеты в московской гостинице «Орленок», экскурсии по Кремлю, по Третьяковской галерее, поездки в Звездный городок, встречи с космонавтами! Девушка-хлопковод из Ташкента, оленеводы из Якутии, ребята с Камчатки, с Ямала, веселые грузины – душа любой компании… Со многими товарищами по комсомольской юности Елена Александровна поддерживала теплые отношения до сих пор. Одни занялись бизнесом, другие – большой политикой, третьи тихо хозяйствовали на местах, на просторах необъятной родины…

Какими молодыми, искренними, дружелюбными были они тогда! Казалось, жизнь по-матерински широко раскрывает им свои объятия. Какие блистательные мечты они лелеяли, какие стихи, какие песни пели у костра под гитару. Собственная юность казалась бесконечной, силы – немеренными. Они верили, что жить стоит лишь ради того, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».

Мучительная боль…

Именно это чувство и настигло Елену Александровну после нелепой смерти маленького Тимошки летом восемьдесят восьмого года.

Когда я вернулся домой, уже почти совсем стемнело. Впрочем, зимой темнеет рано – мои часы показывали всего половину восьмого. Я припарковал машину у дома, в сотый или даже тысячный раз подумал, что неплохо было бы приобрести гараж-ракушку, а потом вошел в подъезд и поднялся на лифте.

Лампочка, как всегда, не горела. Я вынул из кармана ключи, нащупал дверь, замочную скважину… Больших трудов стоило попасть ключом в нее, а когда он наконец вошел, то почему-то не захотел поворачиваться.

Странно. Ключ повернулся в другую сторону, закрывая замок. Я снова повернул его в обратную сторону. Потом нажал на ручку.

Дверь открылась.

Ничего себе! Значит, дверь была незаперта?!

Я распахнул ее, оставаясь на пороге. Черная, неосвещенная прихожая. Ни в комнатах, ни на кухне не горит свет. Еще более странно! Не горит свет, – значит, дома никого нет. А Маша?

Значит, и ее нет… Да, ответ напрашивается сам собой.

Я смело вошел в прихожую и щелкнул выключателем. Ничего. Войдя на кухню, я тоже не обнаружил там ничего особенного. В гостиной – тоже. Зато в кабинете меня ждал сюрприз. Здесь царил полнейший раскардаш. Книги с полок были сброшены, ящики стола выдвинуты. Бумаги устилали пол. Тумбочки зияли открытыми дверцами. Кашпо, ранее висевшее на стене, валялось на полу. Кресло, мое любимое кресло перевернулось и лежало на боку, самым бесстыдным образом задрав свои ножки кверху.

Кто-то явно устроил в моем кабинете обыск. И я, кажется, догадываюсь, кто именно!

Ну конечно же Маша Пташук!!! Эх ты, Гордеев, дубина из дубин! Этого же следовало ожидать, это же как дважды два – четыре. Ясно, что ты бы не удержал ее взаперти.

Постойте-постойте… Но разве я ее держал? Ей некуда было идти, вот она и осталась. Запирал я двери только потому, что не доверял ей. Значит, она решила найти деньги, перерыла всю квартиру, обнаружила их, потом каким-то образом открыла дверь и смылась? Так, что ли?

Нет. По одной простой причине. Дома у меня нет никаких денег. Те жалкие гроши, которые я именую своими сбережениями, я храню у Вавы – моей сестры. Она человек надежный.

Ну ладно, значит, Маша взяла что-то из вещей. Я внимательно и педантично оглядел квартиру. Все вроде на месте. Телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр, стиральная машина, микроволновая печь, компьютер, холодильник… Тьфу, не хватало еще, чтобы она холодильник утащила. Что еще у меня ценного в квартире? Золота нет, бриллиантов тоже. Одежда? Пара старых джинсов, выходной костюм, несколько свитеров… Но и они на месте.

Теряясь в догадках, я снова обошел квартиру. Самым странным было то, что обыск Маша устроила только в кабинете. В других помещениях никакого беспорядка. Это очень странно.

Осматривая гостиную, я заметил на стуле платье Маши и ее «эротическое» белье. Вот это интересно! Что же она, голая ушла? Нет, шубы на вешалке нет. Поискав получше, я заметил, что в шкафу отсутствуют одни из моих джинсов. И пары зимних кальсон, которые я в жизни не носил, нет. Все понятно! Она решила сбежать, но перед этим оделась потеплее. И за неимением женского белья взяла мужское. Я бросился к сейфу.

Он был вскрыт!

Интересно, каким образом ей удалось подобрать код? Впрочем, времени у нее было больше чем достаточно. Ты, Гордеев, полный идиот!

Я распахнул сейф. Как ни странно, все было на месте. Бумаги, дискеты, кассеты. Даже пистолет «беретта», изъятый мной у Маши, оказался на месте.

Нет, вот уж это я отказываюсь понимать. С трудом открыть сейф, а потом ничего из него не взять… Кроме того, непохоже было, что кто-то вообще здесь рылся. Все аккуратно сложено. Ничего не исчезло, ничего не появилось…

Впрочем, нет. Появилось! Поверх стопки бумаг лежала глянцевая карточка. Я взял ее в руки. На карточке был изображен странный знак, вернее, эмблема. Трезубец, обрамленный венком из дубовых листьев, вверху три буквы – «УНФ». А снизу, полукругом, лозунг – «За вильну Украину».

Ну вот. Я так и знал. Вернее, это Турецкий знал, когда вскользь сказал, что слишком много украинцев вокруг меня. У Александра Борисыча нюх на разные подозрительные совпадения. Значит, эта самая Маша, член какой-то организации, скрывающейся под аббревиатурой «УНФ», воспользовавшись моей добротой и состраданием к ближнему, проникла в квартиру, развесила обильную лапшу у меня на ушах, потом устроила кавардак, вскрыла сейф, ничего не взяла, оставила карточку и бесследно исчезла… Нет, оставила еще свою одежду и белье, зато забрала мои джинсы с кальсонами… Бред какой-то. Зачем все это? С какой целью?

Если даже предположить, что Маша Пташук каким-то образом связана с похитителями дочери Мартемьяновой, то для них гораздо логичнее иметь лазутчика в стане врага, то есть сделать так, чтобы Маша прожила в моей квартире как можно дольше. Выведывала бы потихоньку информацию, подслушивала, подсматривала… Неужели они настолько глупы, чтобы предположить, что Мартемьянова отдала мне свои документы на хранение, причем даже не зная, какие именно документы… Правда, вот Турецкий в это не верит. Но в любом случае она бы никогда в жизни так не поступила. Так что искала Маша в кабинете и в сейфе?

Ломая голову над этой неразрешимой загадкой, я отправился на кухню, чтобы сварить себе кофе. Оказалось, что в джезве кто-то не так давно заваривал кофе. Она была наполовину полной. Рядом, на кухонном столе, находилась чашка, тоже содержащая недопитый кофе. Около чашки лежало блюдце с двумя бутербродами. Один из них был надкусан, другой совершенно цел.

Кстати говоря, на Машу это не очень похоже – во всяком случае, насколько я успел ее узнать. Девушка отличалась исключительной чистоплотностью и аккуратностью. Грязной посуды после себя не оставляла, а даже, едва очутившись у меня в доме, устроила уборку, вымыла полы и пропылесосила мягкую мебель и мой единственный, довольно старый гэдээровский ковер. И потом, если человек собрался закусить, сделал бутерброды, сварил кофе, то вряд ли будет бросать еду, чтобы кинуться устраивать в кабинете бардак и вскрывать сейф. Значит, она сделала это до того, как села поесть. Тогда опять непонятно, что заставило Машу отказаться от бутербродов и кофе, сломя голову одеться в мои джинсы (причем не надо забывать, что наши комплекции все-таки очень сильно отличаются, и ей наверняка пришлось как минимум подгибать штанины), накинуть шубку и выскочить прочь. Кстати говоря, никаких следов взлома на двери и замке я не заметил. Тогда каким образом ей удалось открыть дверь?