Демоны в раю - Дмитрий Липскеров

Чиновник сунул в проем руку с зажигалкой. Маленькое пламя скользнуть в глубину никак не могло, лишь предместье осветило — толстую кирпичную кладку…

Ему стало крайне интересно…

В официальном кабинете, в шкафу за стеклом, стоял шахтерский фонарь, подаренный ему губером Жидковым. Он надавил на кнопку, и фонарь зажегся почти солнечным светом. Хоть Жидков не подвел, подумал чиновник и, прежде чем вернуться в личную комнату, левой рукой налил в стакан воду из графина, левой же рукой поднес его ко рту, но тот вдруг выскользнул и полетел вниз, навстречу старинному паркету. Стакан летел на удивление долго…

Чиновник чертыхнулся и вошел в личную комнату. Он быстро закрыл за собою дверь, так и не услышав бой стекла, направил мощный сноп света в дыру и тотчас отпрянул от нее. То, что он увидел, не могло существовать никак!..

Иван Чмок сидел в своем кабинете совершенно голый. Под его огромными, расплывшимися ягодицами страдала специально сколоченная лавка. Казалось, она жалобно скрипела, когда необъятные телеса начлагеря колыхались от случайного движения. Особенно впечатлял живот — многослоистый, каскадами спадающий к красным ногам, закрывший намученные невероятным весом колени. Все тело Чмока походило на огромный треугольник из сала, расширяющийся от узких плеч к животу, и Станислав Рюмин, прохаживающийся вокруг лавки, не уставал удивляться невероятной силе матушки природы, создавшей этакое чудо.

— Не нагляделся еще? — недобро спрашивал зека Чмок.

— Сейчас, — успокаивал Ветеринар и продолжал свой неторопливый осмотр.

Прошло еще полчаса этой любопытнейшей экскурсии.

Селекционер внимательно рассматривал потертости на синеватых ляжках, кожные поры, раскрывшиеся до спичечных головок, монументальную спину с редкими рыжими волосками.

— Ну-у! — прорычал начлагеря.

— Да, вылечу! — с воодушевлением пообещал Ветеринар.

На физиономии Чмока изменилось — от грозного до покорного выражения надежды. Жидкие бровки поползли вверх, а пот закапал ему прямо на живот.

— Честно?

— Как два пальца!

— А скоро?

По килограмму в день будете терять, хозяин! Чмок аж подпрыгнул от нежданной радости, от чего лавка, конечно, не выдержала и с пушечным треском разломилась. Начлагеря даже не упал, просто его задничный жир, следуя законам гравитации, устремился к полу, и оттого получилось, что он как бы пересел с лавки на пол.

Ветеринар еще раз поблагодарил природу, что дала ему возможность созерцать сей феномен.

— Да как же ты это сделаешь? — вопросил Чмок с радостью.

— Бараны нужны, — сообщил Ветеринар.

— Это сколько хочешь! — замахал руками начлагеря. — Только вылечи!

— Это не мне бараны нужны, а тебе! — поправил будущий доктор. — И бараны не обыкновенные, а курдючные!

— А где их взять?

— Твоя проблема!

— Ты объясни! — потребовал Чмок.

— Салом тебя буду лечить, — приговорил Ветеринар. — Курдючным. Только от него вылечишься!

— Как это! — не понял начлагеря. — У меня своего сала два центнера!

— Клин клином выбивать буду! — пояснил селекционер. — Будешь есть жир — выздоровеешь!

Здесь Чмок заподозревал что-то нехорошее. Подумал, что этот хитрый зек просто со света сжить его желает, а потому прошипел:

— Я тебя в карцере сгною!..

— Как хочешь, хозяин…

— Сволота ты поганая!!! Да я слово молвлю, тебя зеки на пики поднимут!

— Как скажешь, хозяин! — покорно продолжал соглашаться Ветеринар.

Иван Чмок с невероятным трудом поднялся с пола, причем выражение его лица походило на физиономию разозлившегося сумоиста. Заключенный Рюмин по сравнению с ним казался маленькой овцой перед гиппопотамом.

— Сам задушу! — решил Чмок и двинул свои бескрайние телеса на жертву. И здесь оба услышали тихое:

— Прекрати, Ваня…

Чмок тотчас утерял воинственный дух, от неожиданности пустил громоподобные газы и в секунду сгорбился, будто со страху.

— Что? — спросил он почти тенором.

— Поверь этому человеку, Иван. Он тебе поможет.

Она была прекрасна, эта Ирэна Петерсон. Ветеринар много слышал о необыкновенной любви хозяина к зечке и о ее редкой красоте, доставшейся чудовищу на заклание. Но сейчас, наблюдая латышку воочию, ее прекрасную бледность, почти прозрачность лика, фигуру, словно извлеченную гением из мрамора, Ветеринар и сам осознал, какой бриллиант достался жирному борову. Лишь одну женщину в своей жизни видел Станислав прекраснее, чем эта прибалтийская жемчужина, — свою жену Елену Рюмину, родившую ему шестерых детей. А еще селекционер наблюдал глаза Ивана Чмока, эти крохотные лужицы на огромной морде, из которых изливался наружу такой истинный свет любви, что никак нельзя было не прийти этому свету на помощь!

И в небесных глазах латышки Ветеринар увидел многое, а оттого и понял еще больше. Он чуть было не растрогался оттого, как может женщина любить невозможное, как красавица жалеет мучающееся чудовище, сколько глубокой печали в глазах этой женщины… Прямо «Аленький цветочек»!

Она еще раз велела Чмоку верить зеку, а затем укрылась в своей комнате.

Он стал покорней, чем дворняга, бегающая но тюремному двору. И взгляд у него сделался такой же, как у лагерной псины.

— Сколько баранов нужно? — только и спросил.

— Двадцать, — определил Рюмин.

— Будут…

Баранов достали через два дня. Реквизировали с выставки животноводства, проходящей в Сургуте под ЭГИДОЙ ВДНХ. Отдали взамен сотню свиней, выращенных на зоне. Еще прибавили толику живыми деньгами…

Рюмин велел Чмоку, чтобы с овощного склада прикатили весы, на которых завешивали мешки с картошкой, а также мясные туши. На них завесили и тушу Чмока. Определили, что в ней двести двенадцать килограммов веса. Почти как в самом большом хряке по кличке Ирод на скотном дворе. Когда-то Хряк был замечен в поедании своих детей…

Охрана с преогромным интересом наблюдала, как зек по кличке Ветеринар расправляется с бараном.

Животное сильно нервничало, его бросало из стороны в сторону, но, привязанное веревкой к железной балясине, оно лишь тихонько блеяло и сыпало на землю дерьмом, похожим на спелые оливки, словно предчувствуя, что конец его бытия близок.

Рюмин подходил к барану с улыбкой, пряча за спиной одну руку, вооруженную остро заточенным ножом, а другую, с кусочком хлебного мякиша, тянул к перепуганному животному.

Баран нервно шевелил ноздрями, хлеба не хотел, но глядя на руку селекционера, уже не шугался в сторону, а покорно стоял на дрожащих ногах…