Три орудия смерти - Гилберт Кийт Честертон

Новым губернатором стал лорд Толлбойз, которого наградили прозвищем Цилиндр Толлбойз, отдавая дань его привязанности к этому устрашающему возвышению, уверенно балансирующему у него на макушке как среди пальм Египта, так и фонарных столбов Вестминстера. И уж он наверняка носил шляпу совершенно невозмутимо в землях, где немногие царственные головы чувствовали себя столь же уверенно на своих плечах, как цилиндр лорда на его голове. Местность, которой он прибыл управлять, можно с дипломатической уклончивостью охарактеризовать как клочок земли на окраине Египта и для нашего удобства назвать Полибией.

Эта история произошла довольно давно, но у многих людей имелись все основания запомнить ее на долгие годы. В свое время она нашумела, разнесясь по всей Британской империи. Одного губернатора убили, второй чудом остался жив, но в данном описании нас заботит другая катастрофа, и это была катастрофа весьма личного и даже сокровенного свойства.

Цилиндр Толлбойз являлся холостяком, но тем не менее привез с собой семью. У него был племянник и две племянницы, одна из которых, как потом выяснилось, являлась женой заместителя губернатора Полибии. Ее супругу пришлось исполнять роль губернатора в период междувластия после убийства предыдущего правителя.

Вторая племянница была незамужней. Ее звали Барбара Трейл, и, вполне возможно, именно она станет первым действующим лицом из тех, что появятся на страницах этой истории.

Она и в самом деле была одинокой, поражающей воображение фигурой с черными как вороново крыло волосами и очень красивым, хотя и довольно печальным профилем. Она прошла по песку и укрылась в тени длинной низкой стены, единственной преграды на пути лучей клонящегося к горизонту пустыни светила.

Эта стена, как ничто другое, являлась странным примером смеси культур на границе между востоком и западом. На самом деле она представляла собой ряд небольших особняков, выстроенных для чиновников и мелких служащих. Казалось, их исторгло воображение склонного к созерцанию строителя, мысленно дотянувшегося до самого края земли. Это был уголок Стрэтема среди руин Гелиополиса. Подобные странности встречаются повсеместно – повсюду, где древнейшие государства превращаются в новейшие колонии. Но в данном случае описываемая мною молодая женщина была не лишена воображения и остро ощущала столь фантастический контраст.

При каждом из этих кукольных домиков имелась игрушечная живая изгородь из цветущих кустарников и узкая полоска сада, сбегающая к длинной общей садовой стене. С внешней стороны стены и протянулась каменистая тропинка, окаймленная немногочисленными седыми и корявыми маслинами. Сразу за каймой уходили в бесконечность чудовищно одинокие безбрежные пески. Вдалеке виднелись дрожащие очертания треугольника, нечто вроде математического символа, неестественная простота которого на протяжении вот уже пяти тысяч лет влечет к себе поэтов и паломников. Тот, кто видел их впервые, подобно описываемой нами девушке, не мог удержаться от восклицания:

– Пирамиды!

Не успело это слово вырваться из ее уст, как вдруг какой-то голос произнес ей на ухо, негромко, но удивительно отчетливо, так, что она услышала каждое слово:

– Они построены на крови и снова будут омыты кровью. Это написано нам в назидание.

Я уже упоминал, что Барбара Трейл была не лишена воображения. Точнее сказать, это качество в ней доминировало. Но она была абсолютно уверена, что голос ей не почудился, хотя и представить себе не могла, откуда он исходит. На узкой тропинке, опоясывающей стену и заканчивающейся в саду губернатора, кроме Барбары, никого не было. Тут она вспомнила о самой стене и резко обернулась через плечо. Ей показалось, будто она заметила чье-то лицо, выглядывающее из тени платана – единственного массивного дерева в непосредственной близости от нее, поскольку последние низкие и раскидистые маслины остались ярдах в двухстах позади. Что бы это ни было, оно мгновенно исчезло, и внезапно ей стало страшно. Причем исчезновение этого нечто испугало ее больше, чем появление. Девушка чуть ли не бегом направилась по тропинке к резиденции дяди. Возможно, именно из-за столь внезапного ускорения она совершенно неожиданно для себя обнаружила, что впереди нее, по той же дорожке к воротам губернаторского дома, размеренным шагом идет какой-то мужчина.

Это был очень крупный человек, и, казалось, он занимал всю узкую тропинку. Ее посетило уже немного знакомое ощущение, будто она идет позади верблюда по узким и кривым улицам восточного города. Но этот человек ставил ноги уверенно, как слон. Можно было бы сказать, что он идет напыщенно, словно шествует в составе процессии.

Человек был одет в длинный сюртук, а его голову венчала алая «башня» – очень высокая красная феска, которая была выше даже цилиндра лорда Толлбойза. Сочетание красного восточного головного убора и черной одежды западного образца встречается довольно часто среди эфенди восточных стран. Но в данном случае оно казалось необычным и даже нелепым, потому что у мужчины были светлые волосы и длинная светлая борода, которую трепал сухой ветер.

Человек этот мог бы стать моделью для идиотов, твердящих о нордическом типе европейцев, но он ничуть не походил на англичанина. В его руке был абсурдного вида зеленый зонтик, который он за рукоять повесил на палец, поигрывая им на ходу, словно какой-то безделушкой. Поскольку он все больше замедливал шаг, а Барбара, наоборот, ускоряла, девушке не удалось подавить возглас раздражения и чего-то похожего на просьбу позволить ей пройти. Большой человек немедленно развернулся и уставился на нее. Затем он поднял монокль и закрепил его у глаза. В тот же миг он улыбнулся, принося ей свои извинения. Девушка поняла, что мужчина близорук, и всего мгновение назад она была для него расплывчатым пятном неопределенной формы. Но в смене выражения его лица и поведения угадывалось что-то еще. Ей казалось, будто она уже видела нечто подобное, чему никак не удавалось подобрать определение.

Он в самых учтивых выражениях объяснил, что несет записку одному из чиновников и у нее нет оснований ему не доверять или отказывать в удовольствии поговорить с ней. Некоторое время они шли вместе, беседуя на общие темы. Не успели обменяться и несколькими фразами, как Барбара осознала, что ее собеседник – удивительный человек.

В наши дни много говорят о том, как опасна невинность. По большей части это полный абсурд, и лишь некоторые наблюдения являются истинными. Но как бы то ни было, речь идет, как правило, о сексуальной невинности. К сожалению, мы почти ничего не слышим о том, чем грозит невинность политическая. Слишком часто такая совершенно необходимая и весьма благородная добродетель как патриотизм приводит к отчаянию и разрушениям. Это делается абсолютно безосновательно. Представителям благополучных слоев общества посредством системы образования внушается ложный оптимизм относительно заслуг и безопасности империи. Молодые люди наподобие Барбары Трейл никогда не слышали ни единого слова о другой стороне британской истории, которую ей могли бы поведать ирландцы, или индийцы, или даже канадцы французского происхождения. И если они часто и стремительно переходят от тупого англицизма к столь же тупому большевизму, то в этом виновны их родители и пресса. Но час Барбары Трейл пробил, хотя сама она, по всей вероятности, этого не осознавала.