Искушение герцога - Александра Хоукинз

— Весьма вероятно, — признался Хантер, исходя из того, что лучше говорить ей правду. — Мы с Уокером с детства не ладили.

— Именно по этой причине ваша бабушка и решила при определенных обстоятельствах передать наследство ему, — проницательно заключила Грейс.

— Угу. — Действительно, его нелюбовь к Уокеру была могучим стимулом соблюсти данное слово.

— Это вы поручили Фросту следить за мной? — спросила она суровым тоном.

— О нет! — воскликнул герцог, решив не говорить ей, что следить поручено было Вейну. Должно быть, тот успел предупредить Фроста о появлении Уокера, а уж потом отправился искать Хантера. — Если Фрост наблюдал за вами, он не мог не заметить того, что в зале появился Уокер. Наша взаимная неприязнь ни для кого не является тайной, и моего друга обеспокоило то, что Уокер может захотеть познакомиться с вами.

Фрост оказался прав. Как всегда.

— Вы вовсе не опоздали.

— Простите? — Хантер сделал вид, что не понял.

— Вы не собирались приезжать на бал, иначе Реган меня бы предупредила. — Грейс не сомневалась, что ей удалось привлечь эту леди на свою сторону. Так оно, вероятно, и было.

Всех «порочных лордов» Реган любила не меньше, чем своего брата Фроста. Тем не менее, как это нередко случается даже среди близких родственников, мнения у них могли расходиться. Стоило Реган узнать, с каким безразличием Хантер относился к девушке, на которой ему предстояло жениться, она тут же встала на сторону Грейс. Супруге Дэра было отлично известно, чем занимался Хантер все эти годы вместо того, чтобы ухаживать за своей будущей герцогиней.

«Возможно, Реган не самая подходящая подруга для Грейс, — подумал Хантер. — Как-нибудь надо будет объяснить ей, что не все нужно рассказывать о «порочных лордах». Не каждый готов так прощать все грехи, как Реган».

— Я солгал Уокеру, — сказал герцог, жестом предлагая девушке присесть на мраморную скамью, — однако вы достаточно умны, чтобы понять, почему мне пришлось это сделать. — Он присел рядом с нею.

— Полагаю, — произнесла Грейс, не пытаясь отодвинуться, — вы опасались, что я сообщу ему о своем решении. Напрасные опасения! До мистера Уокера и без того уже дошли слухи.

«Вот черт!»

— А он не сказал, кто распространяет эти слухи?

Грейс покачала головой. Бумажные фонарики, развешанные на ветвях, хорошо освещали ее тонкий профиль.

— Нет, он не сказал, от кого это слышал. Как бы то ни было, эти новости его обрадовали, и он постарался со мной познакомиться.

Значит, Уокер приехал в Лондон, чтобы упиваться своей победой.

— Ему хотелось удостовериться в том, что вы не изменили своего решения.

— Я его и не изменила. — Грейс нахмурилась.

— Изменили, — заявил Хантер, и уже сам тон вызвал желание противоречить ему. — На карту поставлено гораздо больше, чем мое наследство, Грейс. Вы никогда не задумывались над тем, почему ваш дедушка поспешил обручить свою единственную внучку в столь нежном возрасте?

— Незадолго до того он потерял жену, дочь и зятя. Он глубоко скорбел, — ответила Грейс, хорошенько обдумав вопрос. — Вероятно, предполагая, что и ему осталось недолго жить, он обратился за помощью к вашей бабушке. Для ее единственного внука это был вполне достойный брак, дедушка и предложил, чтобы наши семьи породнились.

— Это вполне правдоподобное объяснение, но бабушка приняла такое решение не только ради того, чтобы увеличить состояние нашей семьи, как вы давеча предположили, — сказал ей герцог, тщательно подбирая слова. — В противном случае почти наверняка вашим опекуном стал бы наследник вашего отца, его брат.

Грейс повернулась лицом к герцогу, забыв на минуту о своей неприязни к нему.

— Розмари мне говорила, что дядюшка не хотел обременять себя заботой о ребенке.

— Розмари — это кто?

Грейс поморщилась.

— Вы же видели ее тогда, ночью, а еще — когда мы делали покупки в Ковент-Гардене. В тот день, когда нас обручили, Розмари была там, в библиотеке. Она была моей нянюшкой. А когда я выросла, она осталась со мной и сделалась экономкой во Фретуэлл-холле.

Грейс любила няню, об этом говорило и выражение ее лица, и интонации голоса. Для нее Розмари была не служанкой, но подругой, советчицей, компаньонкой.

И эта Розмари хотела, чтобы он исчез из жизни Грейс. Уж это-то он понял сразу, как только женщина открыла ему дверь.

— О вашем дяде и дедушке мне известно из того, что записано на страницах бабушкиного дневника, и из писем, которыми она обменивалась с вашим дедушкой. И я знаю, как их тревожил ваш дядя. Он был с вашим отцом в то время, когда произошел несчастный случай. Официальное расследование его оправдало, однако дедушка ваш опасался, что дядя мог приложить руку к гибели своего брата.

— Ерунда! — горячо возразила Грейс. — Дядюшка не способен на такое...

Хантер жестом остановил ее возражения.

— Бывал ваш дядя во Фретуэлл-холле? — Прикрыл глаза и сам себе ответил: — Не мог же он совсем не навещать вас.

Только сейчас, после вырвавшегося у нее признания, он осознал, насколько плохо то, что он пренебрег своим долгом. Портер приезжал к ней всего раз в год, а слуги не могли воспрепятствовать герцогу Стрэнгему, если тот желал повидать юную племянницу.

— Часто он у вас бывал?

— Не очень, — поспешно ответила Грейс. Она поняла, что невольно выдала тайну. — Пока был жив дедушка, не приезжал ни разу. А через несколько лет после его смерти дядя приехал выразить свои соболезнования. Он был добр ко мне, а я... мне так не хватало доброго отношения!

«Грейс была девочкой ранимой, и негодяй безжалостно воспользовался ее горемычным положением».

— Розмари стояла рядом со мной в продолжение всего его визита, — добавила Грейс, почувствовав, что герцогом овладела ярость. Он рассердился на себя за то, что не подумал (да ему тогда было все равно!), каково приходится девочке после смерти деда. — После этого мы не видели его года два-три. Потом, когда он приезжал, то надолго не задерживался. Он говорил, что беспокоится обо мне. В Лондоне он слышал, что вы не желаете этого брака и делаете все, чтобы позабыть о моем существовании.

Она опустила голову, а на лице отражались и печаль, и стыд. Хантер был готов высечь себя за такой эгоизм.

— Дело вовсе не в вас, — сказал он шепотом. Еще не заслужив такого права, он все же погладил пальцами нежный изгиб ее шеи. — Я был молод, не сдержан... высокомерен. Думал только о себе. Я глубоко заблуждался и не стану упрекать вас за то, что вы меня презираете.

Она удивленно вскинула голову.

— Я вовсе не презираю вас, ваша светлость.

— Хантер.

— Хантер. — Она вздохнула, сдаваясь. — Мы оба были слишком молоды, чтобы спорить с родственниками. Теперь я достаточно взрослая и могу понять, почему вам так хотелось забыть обо мне. Знаете, я готова вас простить.