Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Дмитрий Емец

– Ну а дальше, где его затягивало, у меня всесмазалось. Не получится передать, – сказал Ягун.

– Где он? Как его найти! – нетерпеливоспросила Таня.

– Без понятия. Я скромный телепат, а неадресное бюро, – виновато ответил играющий комментатор.

Таня бросилась названивать Ваньке на зудильник,но вновь незримая хмыриха пояснила, что абонент выключен или находится вне зоныдействия магии. Таня ощутила себя обледеневшей и внутренне застывшей, каккурица в глубокой заморозке.

После десятого одинакового ответа хмырихи Ягунрешительно отобрал у нее зудильник.

– Ну все, прекращай это самомучительство! Яего найду и с тобой свяжусь! Не волнуйся! Не будешь волноваться?

Курица в глубокой заморозке медленно покачалаголовой. Ягун воззрился на нее с заметным беспокойством.

– Такая ты мне совсем не нравишься! Обещайвсегда и во всем видеть только хорошее! – потребовал он.

– А это возможно? – усомнилась Таня.

– Еще как возможно! Основное отличиепессимиста от оптимиста в том и состоит, что пессимист видит грязь под ногами илужи, а оптимист видит небо и солнце. И это при том, что оба идут по одной итой же дороге с равным количеством рытвин и кочек. Безумная разница, мамочкамоя бабуся! А ведь секрет-то, если задуматься, прост – поднять голову! –сказал Ягун.

* * *

На часах было четыре, когда Таня осознала, чтобольше ждать не может. Всю ночь она так и не сомкнула глаз, только накручиваласебя как тугую пружину новых часов. Когда пружина вот-вот должна была лопнуть,Таня рывком встала.

– Пора! Я больше не могу! – сказала онасебе и начала поспешно одеваться.

Окно уступило лишь после третьего толчка. Таняуслышала обиженный хруст – это ломался лед, за ночь склеивший рамы. Казалось,осыпаясь, лед звенит укоризненными колокольчиками: «Я старался, старался, аты…» «Прости!» – коротко ответила льду Таня и распахнула окно.

Огонек единственной свечи, горевшей на стуле укровати, тревожно заметался и лег горизонтально. В зрачки Тане втиснуласьмглистая, густая, упругая, как подмерзший кисель, ночь. Таня сделала глубокийвдох и, вопросительно оглянувшись на рюкзак, который должен был лететь следом,взяла контрабас за гриф. При одной мысли, что ей придется нырять в этот стылыйночной кисель, ей стало зябко.

Не позволяя провернуться в душе ключикусаможаления, Таня решительно произнесла полетное заклинание. Контрабас рванулсяс нетерпением застоявшегося коня, и она едва успела наклонить голову, чтобы неоставить ее раме на память.

Мороз покровительственно похлопал Таню по щекеколкой ладонью и тотчас скользящим и ловким движением опытного вора выкралночное тепло Тибидохса, еще жившее в закоулках драконбольного комбинезона.

– Была команда «Ночь!» Кто тут шляется? А нуподошли сюда! – донесся из закоулков соседней башни пронзительный вопльПоклепа.

Таня не сразу поняла, что обращен он не к ней,а к каким-то младшекурсникам, которые напоролись на засаду, но все же попривычке вздрогнула. Завуч Тибидохса обладал потрясающим врожденным даромпортить людям настроение.

«Ну вот меня и проводили! Сочтем это занапутствие!» – подумала Таня.

Привычно закладывая петли между слоновьиминогами башен, сотканными из твердой тьмы, контрабас несся к Грааль Гардарике .

Когда Тибидохс неразличимо утонул в ночи, Танянастроила нить Ариадны. Тонкая золотистая струйка света ввинтилась в темноту,указывая контрабасу путь. Уперев смычок в бедро, Таня ссутулилась какмонгольский наездник и погрузилась не то в сон, не то в морозное оцепенение.

Последнее, что она сделала, перед тем какзадремать, перевела контрабас с привычного Торопыгуса угорелуса на болеепредсказуемое и медлительное Тикалус плетутс . Теперь она могла быть уверена,что ветер не сорвет ее с контрабаса.

Когда сознание вновь включилось, Таня былаослеплена острым блеском огромного, прямо перед ней повисшего солнца, ккоторому она неслась на контрабасе. Солнце – красноватое, утреннее, свежеумытоеокеаном, из которого оно только что вынырнуло, – смотрело на Таню свеселой насмешкой, пряча улыбку под истрепанной вуалью туч.

Таня оглянулась и не сразу сообразила, где еерюкзак. «Утонул!» – мелькнула мысль, и лишь потом она увидела поблескивающую насолнце обледенелую глыбу, которая уныло, как заблудившаяся комета, ползла заней. Таня порадовалась, что догадалась лететь на плетутсе . Лети она на торопыгусе,рюкзак наверняка отстал бы и очутился в океане.

Таня вновь повернулась лицом к солнцу. Ночнойхолод куда-то ушел, а точнее, стал вдруг неважным. Ее захлестнул безнадежныйвосторг полета.

Слова, способные не только обозначить понятия,но и до конца, до последней капли, выразить их, подыскиваются чудовищно трудно.Но даже когда находятся, остается ощущение, что наше человеческое слово неможет выразить и пятой части того, что способен поймать и почувствовать глаз.

Таня часто ловила себя на этой мысли, когдапыталась описать кому-либо восторг от полета. Кому-то, кто сам никогда не леталили давно не летал. Восторг был огромен, он переполнял, распирал, а вот словнедоставало. Они теснились, сталкивались, гремели, как стеклянные шарики вбанке. Но увы! На дне глаз собеседника Таня скоро видела скуку и тогда махаларукой и отходила, нередко ощущая, что, обсуждая свою радость с кем-то,размывает и предает ее.

Обычно Таня начинала испытывать радость вминуту, когда только перебрасывала ногу через контрабас. Ощущала лакированнуюупругость дерева и устремленную, созерцательно-спокойную уверенность смычка.Струны возбужденно гудели. Контрабас – ее нервный, чуткий контрабас –нетерпеливо рвался в небо. Заставляя себя не спешить, Таня делала один или двашага, довольно неуклюжих, учитывая размеры и вес контрабаса. Случалось, чтоконтрабас цеплял за что-то, и на полировке оставались следы.

Но вот звучит заклинание, и контрабасвзлетает. На секунду закладывает уши. Кажется, что встречным потоком тебявот-вот перевернет и закрутит. Но тут уже все привычно. Немного ссутулиться,сместить центр тяжести, в крайнем случае грудью прижаться к грифу контрабаса и– вперед.

Ветер, которого на самом деле нет, потому чтоветер – это ты сам, мчащийся с запредельной скоростью в плотном воздушномпотоке, наждаком режет щеки, счесывает кожу. Поэтому лучше все же обмотать лицоплатком. Еще неплохо надеть защитные парашютные очки, как у Ягуна.