Линия судьбы - Бьюла Астор

— Надеюсь, ты не собираешься удрать отсюда. У людей иногда возникает подобная потребность, особенно после тяжелых переживаний. Ты понимаешь… Все начать сначала, оставив все неприятности позади…

Да, она была права — он испытывал к ней только симпатию и чувство вины — и все! Но ей не нужна его симпатия, и, конечно, ее не волнует его чувство вины. Она постаралась отвечать ему естественным тоном, чтобы он не заметил ее состояния:

— Нет, причина не в этом. Я просто намерена полностью отдаться живописи. Я не собираюсь сжигать мосты, пока у меня не будет абсолютной уверенности в своих силах.

— Меня не волнует сжигание мостов, ты со всем справишься. Я убежден в этом. — Джош отошел от стола и начал изучать картину, над которой работала Сэлли. — Могу только повторить, что я совершенно уверен в тебе как в настоящей художнице.

— Спасибо. Эта картина еще не совсем закончена.

— Мне она нравится, — заметил он, разглядывая ее. — У тебя уже есть покупатель?

— Потенциальный покупатель. Он уже купил две мои картины.

Когда Джош повернулся к ней, она вдруг смутилась. Ее волновало, что он стоит к ней так близко.

— Видишь ли, я уже начала продавать мои картины.

— Да, я знаю это.

У него был очень странный взгляд, как будто он чего-то недоговаривал, что-то скрывал от Сэлли. Сэлли почувствовала это сразу.

Она посмотрела ему в глаза.

— Странно.

— Почему? Меня не было в стране, но я поддерживаю связи с друзьями и знаю все новости. Иногда можно узнать что-то интересное и поучительное.

— Вот как?

Сэлли пришлось отвести от него взгляд. Значит, он уезжал из страны. Этому могло быть только одно объяснение — он был вместе с Кэрин во Франции. Впрочем, какое ей дело до всего этого. И так все совершенно ясно.

Она снова посмотрела на него, стараясь выглядеть как можно равнодушнее. Но все-таки он что-то скрывает. Что же?

Он снова заговорил, отвернувшись от нее и продолжая разглядывать картину.

— Уверен, ты легко продашь эту вещь. Этот твой покупатель… убежден, что он не откажется от картины, напротив, он просто ухватится за нее.

— Почему ты так уверен? — Ей вдруг стало страшно. Сэлли сжала кулаки и внимательно уставилась ему в затылок. — Почему ты в этом так уверен? — с напряжением в голосе спросила она его.

— Потому что она хороша. Даже очень хороша!

Но, взглянув на неё, он быстро отвел в сторону свой виноватый беглый взгляд, и в мозгу Сэлли зародилось страшное подозрение.

Это Джош покупал ее картины! Это он был загадочный покупатель! Он сделал это из жалости, из чувства вины перед ней, чтобы успокоить свою совесть за нанесенные ей обиды!

Эта мысль была невыносима для Сэлли. Она очнулась от столбняка, схватила его за рукав, стараясь повернуть к себе, чтобы увидеть его глаза.

— Что ты скрываешь от меня? Это касается картин, не так ли? Мне кажется, тебе пора все рассказать мне! Я имею право знать все!

Джош посмотрел ей в глаза, нахмурился, затем, к удивлению Сэлли, начал трясти ее.

— Это тебе давно пора рассказать мне все, — заорал он на нее. — Это я имею право все знать!

Сэлли застыла в его руках, у нее опять бешено забилось сердце.

— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать! — Его глаза, казалось, желали просветить ее насквозь, до самых глубин ее души. — Мне нечего сказать тебе. Это ты постоянно что-то скрываешь.

— Скрываю?!

Он встряхнул Сэлли.

— Это ты всегда что-то скрываешь! И прячешь правду и не рассказываешь о ней годами!

— Какую правду?

Сэлли ничего не понимала. Почему он так взволнован? От него исходили волны нетерпения, но Сэлли чувствовала, что что-то сильно задело его.

— Какую правду? — снова повторила она. — О чем ты говоришь?

Джош глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он продолжал крепко сжимать ее руку. Потом поднял глаза и сказал:

— Я говорю об ожерелье. Ожерелье тетушки Мими. Ты даже не пыталась разубедить меня, что не собиралась его красть тогда, много лет назад…

Он снова вздохнул и тихонько потряс руку Сэлли.

— Теперь я это точно знаю.

Сэлли посмотрела на него, широко раскрыв глаза. Почему вдруг об этом начался разговор? Она только собралась обвинить его в том, что он тайно скупает ее полотна, а он начал разговор об ожерелье тетушки Мими.

Он снова встряхнул ее, как бы требуя ответа, и Сэлли сказала: его!

— Конечно, я никогда не пыталась его украсть.

Джош кивнул.

— Кэрин сказала мне об этом. Мы разговаривали вчера вечером у меня дома о тебе и о том, как несправедливо мы обошлись с тобой… И во время разговора она вспомнила, что ей рассказала Люсинда много лет назад… как она подставила тебя с ожерельем и обвинила в том, что ты пыталась украсть его…

— Люсинда рассказала ей об этом?

— Мне кажется, что это было очень давно. Люсинда считала, что она сыграла с тобой прескверную шутку. — Он грустно покачал головой. — В то время Кэрин не обратила на это внимания. Она не понимала, что многие годы этот случай влиял на мое отношение к тебе, — серьезно добавил он.

Сэлли покраснела, когда услышала сожаление в его голосе. Но она заставила себя сказать:

— Наверное, «влиял» слишком слабо сказано? Ты всегда считал меня воровкой, но все дело в том, что ведь я никогда не нравилась тебе!

Джош высоко поднял брови.

— Конечно же, нравилась. С чего ты взяла, что мне не нравилась?

— Просто я так считаю и чувствую!

Сэлли с любопытством посмотрела на него. Что таилось в этих темных непроницаемых глазах?

Он выглядел пораженным.

— Ты просто сумасшедшая! Ты сама это все выдумала! Ты мне не только нравилась, ты была как бы частью нашей семьи. Иначе зачем бы я хранил все эти годы фотографию, где была тетушка Мими, ты и я, — заметил Джош. Он посмотрел ей в глаза. — Ты же знаешь, о какой фотографии я веду речь?

Сэлли покраснела и утвердительно кивнула головой.

— Та, которая находится в твоей квартире и стоит в серебряной рамочке.

Итак, подумала она, то, что она была на этой фотографии, не было просто случайностью. Сэлли прикусила губу и быстро отвела взгляд в сторону. Она густо покраснела от радости и смущения.

— Я не знаю, почему я так думала, может, из-за детской незащищенности, — добавила Сэлли, — но мне всегда казалось, что я совсем тебе не нравлюсь.

— Ну, я могу тебе сказать, что ты одна так думала. Девушки, которых я приводил в дом, жутко ревновали меня к тебе, но больше всех Люсинда. Она считала, что я слишком много обращаю на тебя внимания.