Корона с огненными шипами - Леа Дуэ

За ними прозвучали шаги и голоса. Лили напряглась, схватила Эбена за руку и потащила за тяжелый гобелен впереди.

Рансон тоже еще не пришел в сад.

Это было глупо. Они через пару минут все равно будут вместе.

Лили едва видела Эбена, они укутались в ткань. Лили сцепила руки под подбородком, Эбен обвил ее руками, чтобы она прижималась к ним, а не к стене. Ее биение сердце заглушали шаги в коридоре.

Грудь Эбена ровно вздымалась и опадала. Лили задержала дыхание. Болтовня Рансона миновала их убежище и утихла вдали.

Они должны были выйти из-за гобелена. Вместо этого она повернула голову и прижалась ухом к тунике Эбена. Его сердце билось в такт с ее, руки крепче сжали ее плечи. Впервые после нижесада Лили ощущала себя в безопасности. Она могла сказать ему сейчас. Он ответит, и все будет хорошо. Но этот миг был иллюзией. Как только она выйдет в коридор, он станет ее стражем, послушным словам короля. Она не могла доверить жизни сестер случаю.

Она чуть надавила на его грудь, и он отпустил. Эбен отодвинул гобелен, они заморгали, как совы от солнца. Она не могла спрашивать о Ярроу, но он мог говорить, пока никого не было рядом.

Но они снова уловили шаги, тихие, но знакомые: Меланта. И кто-то еще.

Меланта завернула за угол, а следом Орин, он все еще держал Правду под рукой. Он был ошеломлен и очарован одновременно.

Не удивительно. Меланта облачилась в бледно-желтое платье с прозрачными рукавами и пышной юбкой, напоминала Лили изящный цветок в веснушках. Под диадемой косы ниспадали на ее спину, переплетенные с золотыми лентами. Тонкая золотая лента была и на талии.

Меланта схватила Правду и передала Эбену, ее рукав упал с плеча. Она поправила рукав на место.

— Вот. Теперь Орин нас сопроводит.

Орин протянул к ним руки.

— Мы испортим тебе чаепитие. Надеюсь, ты не против.

Борясь с улыбкой, она покачала головой от потрясения и тревоги. Она была рада их обществу, но Рансон рад не будет.

— Если бы я знала, что ты не переоденешься, — сказала Меланта, — я бы не наряжалась.

Она шутила, конечно. Она сделала это, чтобы отвлечь от Лили, и это было большим поступком с ее стороны.

— Шутишь? Ты невероятна! — Орин не смутился, похвалив ее.

Лицо Меланты покраснело, и она казалась загоревшей под веснушками. Орин не заметил.

Когда они добрались до беседки бабочек, Рансон кипел за столом, что был готов для общения, а не свидания за чаем. Он увидел их и встал, чуть не сбив стул. Его челюсть напряглась, он скрестил руки, отказываясь кланяться им. Он не мог прогнать их. Даже гусиный пастух был выше его по рангу.

Меланта отпустила Орина и прошла в беседку, сделала вид, что осматривает беседку и выбирает стул.

— Уютно, — она повернулась к Лили. — Тут было так же на свидании с Голиком?

— Не смешно, — проворчал Рансон.

Этого можно было избежать разговором, но Тариус лишил ее этого шанса.

Она быстро прошла к Рансону, ждала, когда он поможет ей сесть, надеясь, что он не побежит расстраивать маму снова. Она улыбалась, но он этим не ответил. Он отодвинул ее стул и застыл, пока Меланта садилась.

Вив вышла из-за кустов, чтобы налить чай. Эбен опустил Правду на камни и занял место у входа в беседку. Правда издала вопль и побежала за пчелой в кусты цветов. Гусыня далеко не ушла.

— Это было необходимо? — Рансон сморщил нос, глядя вслед птице.

— Что? — Орин изображал неведение. — Она обычно не бегает за пчелами. Наверное, защищает наших дам.

Лили было больше нечего делать, она прогнала бабочку и положила на свое блюдце клубнику со сливками. Орин отвлекал Рансона разговором о братьях, сестре, о бабочках, что он видел в пути. Меланта задавала вопросы, рассказывала истории.

Рансон набивал рот в хмурой тишине.

Лили доела третью булочку, когда прибыли Хейзел и Голик. Хейзел затмила всех, как всегда. Ее платье сочеталось с хмурыми тучами, серебряная вышивка сияла в лучах солнца. Как и Меланта, она была с диадемой. Они явно задумали это, чтобы напомнить Рансону не шутить с королевской семьей. Что он мог против них?

Это впечатляло. У его семьи было несколько союзников, но они были богатыми.

Костяшки Рансона побелели, он впился в чашку, коричневая жидкость выплеснулась, когда он опустил ее.

— Простите, что помешали, — сказала Хейзел. — Мне нужно забрать сестер, чтобы мы приготовились к балу-маскараду.

— Конечно, — он встал и поклонился, зная, что он в меньшинстве.

Лили поднялась, и он схватил ее за руку, не дав уйти. Его ногти впились в ее кожу.

— Королева услышит об этом, — прошептал он с поскуливанием в голосе. Он не заметил Голика, подошедшего сзади.

Эбен повернулся к ним с рукой на мече. Буря в его глазах делала гнев Рансона пустяком.

Голик схватил Рансона за запястье и сжал, чтобы он отпустил Лили.

— Не думаю, что она услышит. Или об этом узнаю я.

Гнев Эбена не угас, но он посмотрел на Голика с уважением. И чем-то еще. Завистью?

У него были чувства к ней. Лили знала. Но толку, если он не признается в них?

Рансон оскалился Голику и сказал Лили:

— Первый танец для меня, конечно.

— Конечно, вы ее простите, — сказал Голик. — Принцесса пообещала первый танец мне, — он с силой опустил Рансона на стул, и тот чуть не упал назад.

Лили приняла руку Голика с облегчением. Может, завуалированная угроза не пустит Рансона побежать к королеве с новостями о катастрофе.

Меланта забрала Правду из кустов, не думая о грязи на платье. Орин просиял, словно гусыня усыпала ее бриллиантами. Они пошла к садам кухни.

Голик отвел Лили и Хейзел в их башню и попрощался до вечера. Эбен встал у стены, оставаясь на страже. Пока дверь закрывалась, он на миг встретился взглядом с Лили, его глаза были полны слов, что он не мог сказать.

Гвен отвела Лили в купальни.

— Отмой запах гуся.

Все девочки знали об указе мамы. Отец уже должен был знать, если ему послали указ быстрым бумажным драконом. Может, он вернется быстрее. У него должно было все наладиться. Они нуждались в нем здесь.

Лили вытирала волосы, поднимаясь по лестнице. Ноги болели, на большом пальце была новая мозоль. Она уже побаивалась балов, особенно солдатского, что будет завтра.

Этой ночью маскарад напоминал об общем враге королевств во время Драконьей войны. Это было время свирепости и свободы, время силы. Быть драконами. А солдатский бал напоминал о короле-солдате, что первым заслужил право носить корону с огненными шипами. Драконьи солдаты и другие стражи каждый год тянули жребий, решая, кто пойдет. Это будет третий бал Эбена, первый после травмы.